Как и следовало ожидать, перед «Рихтером» растет колоннада пальм. И слава богу. Иначе это большое по площади трехэтажное строение напоминало бы склад. Нестор приехал на десять минут раньше. Жислен сказала, что встретит его у входа. Он паркуется возле колоннады и глазеет на студентов, которые входят и выходят. Иногда появляется человек постарше. Нестор гадает: что же могло послужить поводом для этой… встречи?
За минуту до часа пятнадцати из библиотеки выходит девушка – нет, виденье! – в соломенной шляпе с черной лентой, широкой, как зонтик от солнца, в скромной рубашке с длинным рукавом… и всё! Жислен!:::::: У тебя глюки, идиот. Ты видишь то, что хочешь видеть, дурачок.:::::: До дурачка с опозданием доходит, что невыразимые прелести, отозвавшиеся таким волнением у него в паху, скрыты под белыми шортами… такими же коротенькими, как у половины девиц, виденных им за эти десять минут. Едва прикрывают промежность.:::::: А там уже рукой подать до влажного чуда. А эти белоснежные идеальные ножки, гладкие, как алебастр, такие осязаемые… словно ток побежал по членам… Уймись, Камачо, ради всего святого!::::::
Она идет под колоннадой ему навстречу. Лишь поравнявшись с «камаро», она соображает, что этот человек за рулем и есть Нестор. На ее лице появляется улыбка… едва заметная… скорее нервная, насколько можно судить.
– Привет! – говорит Нестор. – Забирайтесь.
Она глядит на «накладочки», как автомобильные фанаты вроде Нестора называют сделанные на заказ барочного вида спицы из блестящего хрома. Когда колеса вращаются, тысячи бликов от этих зеркальных поверхностей радуют глаз смотрящего… или рождают в его голове мысли о сидящем за рулем пошляке и выпендрежнике. Если говорить о Жислен, то в ее глазах особой радости не мелькает. Она разглядывает сияющие – буквально – накладки, словно говорящие, подобно наколкам на теле, о криминальном прошлом владельца.
Когда она проскальзывает на пассажирское сиденье, ей приходится подогнуть ноги, чтобы распрямиться в кресле, и шортики задираются еще выше, полностью обнажив ляжки.:::::: Нестор, прекрати! Ты ведешь себя как тринадцатилетний подросток, у которого впервые засвербило в одном месте. Это всего лишь женские ноги – правда? – а ты полицейский при исполнении.::::::
Вслух же он спросил:
– Чувствуете себя сегодня получше?
Непринужденный тон, с каким это было сказано, подразумевал: ну конечно, у вас же было время все обдумать.
– Да нет, – ответила она. – Просто я вам благодарна за то, что вы приехали.
Какие открытые, невинные, испуганные глаза!
– Где вы хотите выпить кофе? – спросил ее Нестор. – Где-нибудь поблизости должны быть кофейни.
– Да… – произнесла она как-то неуверенно.
– На ваш выбор. Мне без разницы.
– «Старбакс»? – Это прозвучало как робкая просьба, которую он, скорее всего, отклонит.
– Прекрасно, – сказал Нестор. – Никогда не был в «Старбаксе». Вот он, мой исторический шанс.
«Старбакс» оказывается на нижнем этаже аркады, разрезающей библиотеку на две части. Это единственное коммерческое заведение в храме науки. Легендарный «Старбакс»!
Внутри же… полное разочарование… никаких изысков. Тот же «Рики»: дешевые столы и стулья, рассыпанный по столешнице сахарный песок, бумажные стаканчики и салфетки, обертки, пластиковые палочки для помешивания кофе, высокая стойка для выдачи заказов… все как в «Рики». Лишь два отличия: первое – никаких пастелитос, то есть пирожков с корицей, а стало быть, и неземного аромата… и второе – полно народу, все галдят-трындят, но никто не говорит по-испански.
Нестор и Жислен застряли в большой очереди к стойке, где принимали заказы. Он бросает взгляд на застекленную витрину, рядом с которой оказался… эт-то еще что? На полках, помимо выпечки и печенья, лежит настоящая еда в прозрачной упаковке… сэндвич с курицей и зеленым салатом, лапша с тофу, куриный салат с эстрагоном на крупнозернистой булочке, «сладкое мясо по-мальоркски». Когда они, наконец, добираются до стойки, Нестор широким жестом предлагает заплатить за обе чашки. Он протягивает пятидолларовую купюру… и его нагло обсчитывают! Ему дают сдачу доллар и двадцать центов. Широкий жест обошелся ему в три восемьдесят! Доллар и девяносто центов за чашку кофе! На Кайе Очо кубинский кофе, не в пример лучше, обошелся бы ему в семьдесят пять центов! Никого нельзя так сильно оскорбить ценой за чашку кофе, как полицейского. Он первым усаживается за круглый столик со светлой столешницей и только тут видит… дорожки сахарного песка. Закипая от негодования, встает, идет за бумажной салфеткой и демонстративно вытирает стол. Жислен глядит на него широко распахнутыми невинными глазами, ничего не понимая. Вдруг до Нестора доходит, что он превратился в своего отца. Статуя «Терпение». Нестор пытается взять себя в руки и снова усаживается. Уязвленный до глубины души этой обдираловкой, он смотрит на Жислен так, словно это она устанавливала здесь цены. И тоном человека, которого оторвали от важных дел, только что не рявкает:
– Ну, так в чем дело?
Жислен ошеломлена превращением доброго рыцаря в заурядного холодного копа, не скрывающего своего раздражения. Это тотчас отражается на ее лице. Глаза расширились от страха. Губы задрожали. Нестор чувствует себя виноватым. Статуя «Терпение» улыбается «Печали»… в виде чашки кофе по завышенной цене!
Робко, чтобы не сказать боязливо Жислен бормочет:
– Меня беспокоит мой пятнадцатилетний брат. Он ходит в школу «Ли де Форе».
Нестор тихо присвистнул сквозь зубы.:::::: Dios mío… белый подросток из приличной семьи ходит в «Форе». Страшно подумать, что пришлось пережить этому парню. Черные банды, гаитянские банды – какие хуже, большой вопрос.::::::
– Вам знакома «Ли де Форе»? – спрашивает.
– Эта школа знакома любому полицейскому в Майами, – отвечает Нестор с подчеркнуто доброжелательной улыбкой.
– Значит, вы знаете про банды?
– Я знаю про банды. – И снова – участливая, доброжелательная улыбка.
– Мой брат… его зовут Филипп… всегда был хорошим мальчиком… тихий, вежливый, старательный… В средних классах занимался спортом.:::::: Эти огромные невинные глаза! Тебе должно быть стыдно. И все из-за одной чашки кофе…:::::: А сейчас можно подумать, что он из черной банды. Нет, я не считаю, что это так, но его внешний вид… мешковатые штаны едва держатся на бедрах… бандана с эмблемой! А еще он ходит враскачку, такая сутенерская развалочка. – Она изображает походку, не вставая со стула. – А его речь! Каждая фраза начинается со слова «чувак». Все оценки исчерпываются одним словом: «круто». «Ладно, чувак, все круто». Отец, если бы такое услышал, наверняка бы рассвирепел. Видите ли, он профессор, преподает в университете французскую литературу. Да, забыла сказать самое главное: мой братец начал разговаривать со своими дружками по-креольски! Они находят, что это «круто» – прямой вызов учителям, которые ничего не понимают! С этого в «Форест» и начались все неприятности! Дома нам отец запрещает говорить по-креольски. Филипп это перенял в школе у своих дружков.
