Мне также сообщили, что, хотя здешнего уборщика давно уволили, сюда приходит иногда его коллега, другой уборщик, следящий за чистотой в здании, расположенном в паре кварталов отсюда.
Судя по количеству накопившейся пыли, я слегка усомнился в этом, но, поскольку офис нужен был не для того, чтобы производить впечатление на клиентов, я не стал придираться.
За тысячу сто долларов аванса, что составляло четверть арендной платы, и за сто долларов залога я приобрел офис на Манхэттене – не на Уолл-стрит, конечно, но и не так уж далеко от нее, не в миллионе световых миль. Я не думал об игре на бирже, меня больше привлекал тот факт, что здание пустовало, как и соседние дома. По всей видимости, существовал некий план перестройки квартала, но команда на старт еще не поступила.
Примерно в пять я покинул офис риелтора и отправился на более доскональную инспекцию моей новой среды обитания. Я прошелся по всему зданию, комната за комнатой, этаж за этажом. Риелтор не солгал – прежние хозяева занимались производством фенов, но он не уточнил, сколько с тех пор утекло воды. По его словам выходило, будто они съехали всего пару недель назад. Глядя на оборудование и обрывки бумаг с проставленными датами, я пришел к заключению, что с тех пор, как последние фены упаковали в картонные коробки, прошло лет десять.
Большую часть минувшего десятилетия здание было отдано на откуп полчищам тараканов, крыс и двуногих вандалов, которые и сражались здесь за верховенство. Едва ли не все окна стояли без рам. Все, что можно было украсть, было давно украдено. Все, что можно было разбить, было давно разбито.
Я медленно и осторожно прошелся по кварталу, сжимая в кармане пистолет со снятым предохранителем. Не из-за грабителей – те, у кого хватало мозгов, понимали, что делать здесь нечего. В этом месте, грязном, пустынном и разграбленном, ощущалась некая зловещая атмосфера. По пути мне встречались остовы брошенных машин – без колес, без двигателей, без всего сколь-либо ценного, с разбитыми стеклами, изуродованных до неузнаваемости. Почти все магазинные витрины были заколочены фанерными щитами – влачившие жалкое существование владельцы в конце концов поставили крест на бизнесе и уехали. Иногда навстречу мне попадался чернокожий парнишка. Пройдя пару кварталов, я наткнулся на большой заброшенный супермаркет. В таких вот местах студенты-кинематографисты снимают фильмы об упадке Манхэттена. Если бы в этом квартале жили люди, его вполне можно было бы назвать гетто. Но жизни здесь почти не осталось. Идеальное место.
Я вернулся на Уолл-стрит и на такси добрался до Уэст-Гринвич-Виллидж. Снял номер в неприглядном отеле под названием «Килгор», который можно было бы по праву назвать двойником «Мэдисон-Парк-Ист», и снова заплатил авансом за проживание.
Выйдя из отеля, я нашел телефонную будку и позвонил миссис Йоффе. Она не сообщила мне ничего нового и снова пригласила приехать к ним. Я ответил, что нахожусь сейчас в Вашингтоне и позвоню ей, когда через пару дней вернусь в Нью-Йорк. После этого я прогулялся, нашел самый приличный в этом районе ресторан и позволил британским налогоплательщикам угостить меня не самой дешевой едой.
Глава 23
Я проснулся рано утром от непрерывного воя автомобильных сирен, пронзавших Манхэттен днем и ночью. Ни в каком другом городе они не звучат так душераздирающе и пронзительно. Временами возникает чувство, будто целый город оплакивает утрату чего-то милого сердцу и бесценного и тем самым отчасти снимает с себя ответственность за эту потерю.
Где-то вдали снова взвыла и тут же смолкала сирена, возвестив о найденном теле жертвы неведомого убийцы, кровавой автокатастрофе, остановке сердца или утечке на атомной электростанции. В любом случае это касалось области человеческих страданий, и сирена заставляла весь Манхэттен ощущать себя, пусть и в малой степени, причастным к ним.
В комнатке было жарко, и я немного приоткрыл окно, впустив порыв пронизывающе холодного воздуха. Перегнувшись через широкий подоконник, я выглянул наружу, посмотрел на улицу внизу. С неба падал дождь со снегом, из вентиляционных решеток на дороге поднимались клубы пара, похожие на дымовые сигналы, подаваемые жителям некоей далекой планеты.
Настал день, когда я намеревался запустить цепную реакцию, череду событий, которые, если я окажусь прав, вытащат все тайное на свет. Этой цепочкой событий я собирался поквитаться за попытки покушения на мою жизнь и на жизнь Файфшира, выяснить истинную причину исчезновения Сампи, установить личность Розового Конверта и разгадать загадку самоубийства Орчнева. Короче говоря, я хотел понять, что за чертовщина тут творится. И я искренне надеялся, что не ошибся.
Холодное и серое нью-йоркское утро не принесло уверенности, осознания правоты – вовсе нет. Холодное и серое нью-йоркское утро говорило, что нужно поступить разумно: вернуться в Англию, составить отчет для Скэтлиффа и позволить ему взять на себя принятие решений. Или проявить еще больше благоразумия: отправиться к Файфширу, передать ему последние новости, и пусть он поступает так, как сочтет нужным.
Но нет, я не верил, что из этого что-то получится. Инстинкт подсказывал, что и то, и другое обернется катастрофой. Каша заварилась слишком крутая, история закрутилась слишком сложная, чтобы поправить все обычными, доступными мне средствами. Скэтлифф влез в это дерьмо по уши, это я знал точно. Файфшир был ни при чем, в этом я в равной степени не сомневался. Я не представлял, насколько велика сеть Скэтлиффа, и предполагал, что если не осуществлю задуманное, то, может быть, и не узнаю ничего.
Каким-то неведомым образом я вляпался в паршивую историю и теперь должен был довести дело до конца. Последствия могли быть страшными, но, скорее всего, не такими страшными, как если бы я отказался от своего плана. К тому же успех сулил надежду продлить предположительный срок жизни. Воодушевленный такими соображениями, я приступил к умыванию.
Я проверил собственное лицо на предмет появления черной щетины из-под наклеенных усов и бородки, предательски выдающей мой маскарад, но при таком скверном освещении ничего в зеркале не увидел. Наклеенная растительность вызывала дискомфорт, но приходилось терпеть. Я сильно надеялся на Бориса Каравенова, на то, что Джулс Ирвинг, торговец страховками и второсортный киллер, не солгал и что я сам не ошибся в Файфшире.
А еще меня беспокоила Сампи, я тревожился за ее безопасность, но при всем том было в этом деле что-то скорее странное, чем тревожное. Я был уверен, что с ней ничего не случилось, и все же ее исчезновение представлялось бессмысленным и ставило меня в тупик. Может быть, она действительно была серьезно замешана во всем этом, но как и почему? Я ломал голову, но ничего путного на ум не приходило.
На часах было четверть девятого утра. Пятница. Центр Манхэттена. Вертолет дорожной службы прострекотал над головой. Водители такси включились в повседневную какофонию автомобильных сирен, и транспортный поток достиг своего пика. Я быстро прошелся по холодным нью-йоркским улицам и заглянул в ярко освещенное кафе, где заказал большую порцию яичницы и кофе.
