– Но меня примут за дурочку!
– Ну, пожалуйста!
Шарлотта вздохнула.
– Ладно, – согласилась она. – Уикенд будет тяжелый, правда?
И ланч подтвердил ее ожидания.
Все встретились в большой столовой за длинным столом, за которым вполне разместились бы двадцать человек. Накрыто, однако, было только на двенадцать персон. Джек Рэдли приветствовал свояченицу и затем представил ее – и, конечно, ее мужа Томаса – всем присутствующим, после чего все сели за стол. Внесли первое блюдо.
Место Шарлотты оказалось между Фергалом Мойнихэном слева и Карсоном О’Дэем справа. Фергал был человеком чрезвычайно примечательной внешности – немного выше среднего роста, с четким орлиным профилем; но миссис Питт его лицо показалось чересчур серьезным. Ей он не слишком понравился, хотя, возможно, против него несправедливо настраивало ее представление о яростных и неистовых протестантах.
Карсон О’Дэй был пониже, почти совсем седым и по крайней мере на пятнадцать-двадцать лет старше, чем Мойнихэн, но достаточно было взглянуть на него только раз, чтобы понять, какой это сильный человек. Он держался снисходительно и мягко, хотя под его любезной манерой вести себя было легко различить его очень серьезное отношение к происходящему и понять, что он ни на мгновение не забывает о цели данной встречи.
Напротив Шарлотты сидел Падрэг Дойл, тоже пожилой человек, лет пятидесяти пяти. У него было честное выражение лица, хотя само лицо вряд ли можно было назвать красивым – слишком уж оно было неправильным. Нос у него, в частности, оказался не только длинным, но и кривоватым. Однако чувствовались в этой физиономии юмор и воображение, и еще прежде, чем Дойл заговорил, миссис Питт уже знала, что его общество очень занимательно.
Несмотря на то что Эмили была хозяйкой, она, удостоверившись, что все расселись и всем поданы кушанья, явно дала понять, что не против того, чтобы бразды правления взял в свои руки Эйнсли Гревилл. И министр очень естественно начал выполнять эти обязанности. Его жена Юдора была замечательно красивой женщиной, выглядящей на несколько лет моложе его. У нее были большие карие глаза, высокие скулы и прелестный рот, а весь ее наряд был подобран в насыщенных утонченно-золотистых тонах. Держалась она скромно, однако это лишь придавало ей дополнительное очарование.
Двух других женщин Шарлотте было не так удобно разглядеть, но при первой же возможности она незаметно на них посматривала. Кезия Мойнихэн внешне была похожа на брата: тоже блондинка, с очень светлыми, почти прозрачными, как вода, глазами и густыми волосами, которые так легко можно уложить в любую прическу – предмет зависти многих женщин. Но, в отличие от Фергала, в лице ее была живость: она легко смеялась, хотя, очевидно, и рассердиться могла тоже легко. Миссис Питт она внешне понравилась больше.
Айона Макгинли была ее прямой противоположностью. Ее хрупкие руки беспокойно сновали по белой скатерти. Волосы у этой дамы были почти черными, а темно-голубые, широко расставленные глаза исполнены мечтаний и потаенных мыслей, и видно было, что она очень ранима. Она почти все время молчала, а когда говорила, то голос ее был мягким и звучал, словно музыка.
Последний из присутствующих гостей, Лоркан Макгинли, светловолосый, с длинным узким лицом и большеротый, имел ярко-синие глаза. Цвет этот был удивительный – почти небесная синева; и смотрел Лоркан очень прямо и пристально, что производило неприятное впечатление.
Разговор начался с нескольких замечаний, совершенно безобидных и абсолютно банальных, особенно для людей, которые приехали накануне после полудня и, следовательно, уже два раза встречались за общим столом.
– Да, погода очень мягкая, – сказала, улыбаясь, Кезия. – Я заметила множество цветущих роз.
– Мы иногда ухитряемся заставить их цвести вплоть до Рождества, – ответила Эмили.
– А разве они не вянут от дождя? – удивилась Айона. – У нас дома они быстро увядают.
– А у нас на востоке не так сыро, – вставил Карсон О’Дэй.
Внезапно повисло молчание, как будто в этом замечании было осуждение.
Хозяйка оглядела гостей.
– Да, иногда они вянут и загнивают от влаги, – ответила она, не обращаясь ни к кому в особенности, – и я считаю, это дело везения. И на жимолости в этом году множество ягод.
– Говорят, это к холодной зиме, – заметил Лоркан, глядя в тарелку.
– Бабушкины сказки, – вставила Кезия.
– Бабушки иногда правы, – произнес ее неулыбчивый брат. Он посмотрел на Айону и быстро отвел глаза, но они успели обменяться взглядом, после чего Фергал опять сосредоточил все свое внимание на супе.
Эмили попыталась пустить в обиход другую тему. На этот раз она обратилась к Юдоре Гревилл:
– Я слышала, леди Кромби собирается посетить Грецию этой зимой. Вы там бывали?
– Да, лет десять назад, но весной, – ответила Юдора, воспользовавшаяся возможностью помочь хозяйке и поддержать общий разговор. – Прекрасная страна!
Она стала расписывать красоты Греции, но ее практически никто не слушал, и, очевидно, миссис Гревилл тоже было безразлично, обращают на нее внимание или нет. Предмет разговора был безопасен, и напряжение за столом ослабло.
Шарлотте тоже хотелось бы внести свою лепту в застольную беседу, но в голове у нее вертелись мысли лишь о политике, разводах и картофеле. И все пути разговора, которые она придумывала, так или иначе должны были привести к обсуждению одной из этих тем.
Ей нравилось выглядеть приятной дамой и выказывать большой интерес к путешествию, задавая вопросы каждый раз, когда обсуждение могло замереть, но у нее уже создавалось впечатление, что уикенд затянется очень надолго. Пять-шесть дней – и ежедневно по крайней мере три трапезы, не считая чаепития в пять вечера! Да он будет тянуться, словно год!..
Пока одна перемена блюд уступала место другой, миссис Питт внимательно наблюдала за присутствующими. Эйнсли Гревилл на первый взгляд держался легко и свободно, но она заметила, что когда он не ел, его руки не лежали спокойно на столе. Он тихонько постукивал одним пальцем по скатерти, и время от времени его улыбка казалась застывшей и натянутой. Ответственность за предстоящие переговоры явно лежала на министре тяжким бременем, и хотя он был человеком с большим опытом и, конечно, не раз бывал награжден, Шарлотте на минуту стало его жалко.
Юдора, напротив, казалось, чувствовала себя совершенно спокойно и уютно. Значит ли это, что она хорошая актриса и умеет лучше притворяться, чем ее муж? Или же она мало представляет себе, в чем смысл этого уикенда?
Падрэг Дойл, по-видимому, находил истинное удовлетворение в еде. Он поглощал ее с наслаждением и даже попросил Эмили передать его лестный отзыв повару. Однако он представлял собой интересы большого общественного движения и вряд ли забывал о предстоящей задаче и трудностях, с которыми ему придется столкнуться при ее решении. Этот человек был просто великолепным актером. Поглядывая на него после того, как убрали остатки главного блюда и подали десерт, Шарлотта подумала, что в его лице заметны оживление и пафос, свойственные артисту, когда он находится на сцене. Кроме того, Дойл был еще и весьма искусным и остроумным рассказчиком. Он очень живо, в лицах, поведал о своих путешествиях в Турцию, подражая разговору выходцев из разных слоев общества и описывая одеяния местных жителей и их внешний вид в весьма поэтическом тоне. Несколько раз Падрэг заставил всех смеяться.
