На быстром галопе говорить было невозможно, но когда седокам пришлось перейти на шаг, двигаясь между деревьями, разговор между ними завязался самым естественным образом. Пирс ездил верхом хорошо, с элегантностью и сноровкой человека, который привычен к седлу и любит лошадей.
– Вы будете заниматься практикой в городе? – спросил Томас, как из желания хоть что-то сказать, так и из интереса.
– О нет, – быстро ответил будущий врач, подняв глаза к обнаженным ветвям над головой. – Я очень не люблю Лондон. И уверен, что Джастина тоже предпочитает загородную жизнь.
– Наверное, смерть вашего отца нарушит ваши планы?
Теперь они ехали совсем медленно по змеящейся тропинке. Пирс немного вырвался вперед. Они преодолели небольшую речку, и лошади стали взбираться на противоположный берег, а из-под копыт посыпался в воду мелкий гравий. Ветер шелестел опавшими листьями, и где-то далеко слева залаяла собака.
– Я об этом не подумал, – честно ответил Гревилл. – Мама ведь, конечно, останется жить в Оукфилд-хауз. Это совсем не то, что Эшворд-холл, у нас нет обширных земель и ферм с арендаторами. Я ей не понадоблюсь, и мы с Джастиной найдем где-нибудь пристанище; наверное, недалеко от Кембриджа. Но с финансовой точки зрения мое положение, полагаю, теперь улучшится.
– И вам, наверное, не надо будет заниматься медицинской практикой с целью заработка, – заметил Питт.
Пирс круто обернулся, чтобы взглянуть на него:
– Но я хочу ею заниматься. Знаю, отец желал, чтобы я выдвинул свою кандидатуру в парламент, но мне это совсем не нужно. Меня интересует только здоровье общества с медицинской точки зрения.
Лицо Гревилла внезапно зажглось огнем энтузиазма, а в глазах появился блеск, и он стал совсем не похож на того довольно пустоватого молодого человека, каким казался несколько мгновений назад.
– Меня особенно увлекают болезни, связанные с неправильным питанием, – продолжил он. – Вы хоть немного знаете о том, сколько детей в Англии болеет рахитом? В медицинских справочниках эту болезнь даже называют «английской»! А слышали вы о цинге? Ею болеют не только моряки. А куриная слепота? Мы вот-вот научимся лечить эти и другие болезни, но пока никак не получается.
– А вы действительно не хотите пройти в парламент? – сухо спросил Питт, стараясь не отставать, так как они уже ехали в открытом поле.
Но его спутник был абсолютно серьезен:
– Можно ли изменить закон, пока он не будет достаточно обоснован доказательствами его необходимости? Сначала вы завоевываете внимание и доверие слушателей, затем – их понимание, и только после этого, наконец, – поддержку. И лишь потом наступает момент голосования и легализации вашего предложения. Так оно в парламенте, но так и в жизни. Только я хочу работать с людьми, которые нуждаются в помощи, а не спорить с политиками и вырабатывать компромиссы.
Томас слез с лошади и открыл боковую калитку в изгороди, придержав ее, пока Пирс проводил обеих лошадей, а затем закрыл и снова вскочил в седло, на этот раз уже элегантнее, чем в первый.
– Мои слова, наверное, звучат очень высокопарно, – заметил юноша уже тише. – Я знаю, что во многих случаях жизни компромиссы необходимы, но не умею их достигать. Вот мой отец владел этим искусством блестяще. Он мог обаять людей и уговорить их на очень многое. И если кому-нибудь удалось бы разрешить ирландскую проблему, так это именно ему. У него была сила и власть… и почти совершенная неуязвимость. Он не питал страха перед людьми, как почти все мы. Он всегда знал, как нужно поступать в той или иной ситуации, как далеко можно зайти в уступках и чем за это придется платить. И никогда не менял решений…
Суперинтендант размышлял над услышанным, пока они легким галопом скакали по весьма протяженному пастбищу. Да, он тоже замечал в Гревилле-старшем чувство уверенности в своих силах, хладнокровную твердость человека, который видит цель и никогда не сворачивает с пути. Это свойство было необходимо в избранной им профессии, хотя его и нельзя было назвать особенно привлекательным. Пирс не говорил этого прямо, но подразумевал, без сомнения, именно это. В его словах об отце не было теплоты и звучало очень мало грусти.
Как и говорил Пирс, Оукфилд-хауз был значительно меньшей, чем Эшворд-холл, но все же очень красивой усадьбой. Подъезжая с западной стороны, можно было предположить, что в доме не меньше десяти-двенадцати спален, а на дворе помещалась конюшня с множеством стойл и другие подсобные постройки. Это был загородный дом человека со вкусом, занимающего солидное общественное положение, а также довольно состоятельного.
Они оставили лошадей на попечение грума и вошли в дом через боковую дверь. Питт уже чувствовал значительную тяжесть и тянущую боль в суставах. Значит, завтра он будет жаловаться на ломоту во всем теле.
В холл вышел дворецкий. Вид у него был встревоженный, волосы взлохмачены.
– Мастер
[6]
Пирс! Мы вас не ожидали. Мистер и миссис Гревилл в отъезде. Но, конечно… – Тут он заметил Томаса, и выражение лица у него стало холоднее и сдержаннее. – Доброе утро, сэр. К вашим услугам, сэр!
– Тергуд, – тихо ответил младший Гревилл, подойдя к дворецкому и взяв его за локоть. – Мне очень жаль, но произошла трагедия. Моего отца убили. С мамой сейчас дядя Падрэг, но было необходимо, чтобы я сюда приехал с мистером Питтом. – Он указал на полицейского, все еще поддерживая покачнувшегося домоправителя. – Мы должны просмотреть папины бумаги и отыскать письма с угрозами, которые он недавно получил. Если вам известно что-нибудь, что может быть полезным, то, пожалуйста, расскажите.
– Убит? – Тергуд был потрясен. Его напускной официальный тон сразу же исчез, и он, казалось, мигом постарел.
– Да, боюсь, что это именно так, – продолжал Пирс. – Но, пожалуйста, скажите всем слугам, что перемен не предвидится и они могут работать, как прежде. Рассказывать обо всем не надо – еще ни о чем не сообщали в газетах, и мы не известили родственников.
Томас хотел было попросить Тергуда вообще никому не рассказывать о случившемся, но понял, что это невозможно. Дворецкий не сможет скрыть свое потрясение от посторонних глаз. Другие слуги вытянут из него новость против его воли. В доме уже чувствовалась атмосфера трагедии и страха.
– Может быть, вы сумеете приготовить нам горячий тодди
[7]
, – продолжал молодой человек. – Мы долго ехали верхом… А где-нибудь около часа подайте ланч в библиотеку. Немного холодного мяса или пирога – все равно, что у вас сейчас есть.
– Да, сэр. Я очень сожалею о случившемся, сэр. Уверен, что и все остальные из домашнего штата выразили бы вам свое сочувствие, – запинаясь, ответил Тергуд. – А когда нам ожидать домой хозяйку, сэр? И, разумеется, надо будет… приготовиться…
