Поэтому горничная и спросила разрешения нарвать цветов в оранжерее – разумеется, не больше десятка. А это был очень подходящий случай, чтобы обновить пальто, недавно купленное ей Шарлоттой. Оно оказалось девушке как раз впору. Грейси поднялась к себе, надела пальто и уже шла через огород в указанном направлении, когда увидела Финна Хеннесси. Она сразу же его узнала, хотя и смотрела на него со спины. Он стоял и смотрел, как бело-рыжий кот осторожно крался по верху высокой садовой стены к ветвям яблони. Кот двигался осторожно и тихо; наверное, увидел птичку, подумала Грейси.
Она немного выпрямилась, вздернула подбородок и почти бессознательно слегка качнула бедрами. Ей хотелось привлечь внимание молодого ирландца, но так, чтобы тот не заметил ее стараний. Девушка не очень умела притворяться: практики у нее в этом было еще недостаточно. Однако она приметила, как искусны в этом горничные других леди. Они так хорошо умели флиртовать, так естественно… Так ведь ведь им нечего было делать, они не занимались ничем серьезным. Они ни за что не смогли бы раскрыть какое-нибудь преступление, даже если ответ был бы у них под носом. Просто глупые создания, хихикающие по всяким пустякам!
Фиппс уже поравнялась с Финном Хеннесси и решила пройти мимо, не говоря ни слова. От этого внутри у нее все замерло в каком-то болезненном ощущении, но она ни за что не унизилась бы до разных детских штучек, которые понятны всем и каждому.
Кот, громко царапнув стену, плавно соскользнул с нее и прыгнул на дерево, описав дугу на высоте десяти футов, но немного опоздал – ветка, в которую он вцепился, качнулась, и птичка улетела.
– Ой! – невольно вскрикнула Грейси, испугавшись, что кот сейчас упадет.
Финн круто обернулся, и его лицо осветилось улыбкой.
– Здравствуйте, Грейси Фиппс. Собираете травы, а?
– Нет, мистер Хеннесси, я пришла за цветами. Те, что у нас, уже увяли, и я их выбросила. Да мне все равно, какие будут, лишь бы свежие; лучше даже листья, чем завядшие цветы.
– Давайте я донесу вам их до дома, – предложил молодой человек и пошел рядом с Грейси.
Она рассмеялась:
– Да всего-то надо несколько цветочков! Садовник сказал, что я могу с десяток нарвать в оранреже… оранжерее. Но, конечно, если хотите, то можете и поднести их для меня.
– Я хочу, – сказал Финн и улыбнулся.
Они пошли бок о бок по тропинке, а потом через ворота и двор, окаймленный высокой живой изгородью, по направлению к оранжерее, в стеклянных рамах которой отражался, преломляясь под разными углами, свет серого бессолнечного дня. Земля была темной и влажной, хорошо удобренной, уже готовой для весенних посадок. На обстриженном кустарнике блестели влажные нити паутины, а мальчик, подручный садовника, срезал засохшие стебли многолетних цветов и относил их в тачку, стоявшую в двадцати шагах от него. Было довольно холодно, и Грейси радовалась не только тому, что пальто очень ловко сидело на ней, но и тому, что оно оказалось очень теплым.
– Пахнет зимой, – с удовольствием заметил Финн. – Скоро будут жечь костры… Очень я люблю, когда сжигают старые листья и голубой дым поднимается в морозный воздух, а сучки трещат. Дыхнешь – и белый пар облаком!
Он искоса взглянул на свою спутницу, стараясь шагать с ней точно в ногу.
– А вам нравится, когда ранним утром небо бледно-голубое, и свет такой ясный, как будто мир только что народился, и на изгороди краснеют ягоды, и морозный воздух щекочет в носу, и ветви качаются над головой, и можно не спешить и все идти, идти?..
– У вас все какие-то чудные мечтания, – ответила девушка неуверенно. Ей нравилось, как он говорит, и то, что он говорит о разном, хотя часто и о странном, и мягкая музыка его необычного, инородного, непривычного голоса… Но это совсем не значило, что она его понимает.
– Есть такое на свете, что мы получаем задаром, Грейси, и если вы сражаетесь изо всех сил, чтобы это удержать, то никто у вас этого не отнимет. Но вы должны сражаться – и передать, что имеете, своим детям и детям своих детей. Только так мы и можем выжить. Никогда об этом не забывайте. И если вы знаете, о чем мечтаете, значит, знаете, кто вы есть сами на этой земле.
Грейси ничего на это не ответила – она просто шла рядом с Хеннесси и очень этому радовалась.
Они подошли к оранжерее, он открыл дверь и пропустил ее вперед. Удивительно, как же легко вести себя, точно леди, когда этот человек с тобой, и принимать такие любезности с его стороны, будто так и полагается!
– Спасибо, – улыбнулась девушка.
Она прошла внутрь и остановилась в восхищении перед несколькими рядами растений в горшках, стоящих на полках. Краски были такими яркими и разнообразными – словно сотни оттенков шелка. Она не знала, как называются все эти цветы, за исключением хризантем, бархатцев и поздних астр. Но все цветы были так прекрасны, что Грейси глубоко вздохнула от счастья.
– Вы хотите дюжину одинаковых или все разные? – спросил Финн, стоя у нее за спиной.
– Никогда еще столько цветов не видела, – тихо ответила его спутница, – даже у рыночных торговок так много не бывает.
– Скоро они все отцветут.
– Ага, но сейчас-то еще не отцвели!
Молодой человек улыбнулся:
– Иногда, Грейси, вы очень мудры. – И он легко коснулся ладонью ее плеча. Она почувствовала его прикосновение, и ей даже почудилось тепло, исходящее от его руки. Он сказал, что она мудрая, но голос у него будто бы грустный…
– Вы все думаете о зиме? – спросила девушка. – Но не забывайте, что весна тоже придет. Все должно приходить в свою очередь, а иначе будет беспорядок, да и вообще ничего не будет.
– Да, для цветов придет весна, но если зима у человека в сердце, то весна туда не приходит. И так же для голодных людей. Они могут не прожить зиму, не дотянуть до весны.
Грейси все еще оглядывала многоцветные ряды.
– Вы опять об Ирландии говорите? – спросила она. Ей не хотелось знать ответ, но не могла же она стоять вот так, рядом с этим юношей, и делать вид, что не замечает его тревог. Она никогда не уходила от реальности.
– Если бы вы знали, как все это печально, – сказал Хеннесси тихо. – Это горькая печаль, Грейси, это слезы. Смотрю на все эти цветы и думаю, что можно смеяться, танцевать, – а потом вспоминаю о могилах. Иногда одни так быстро сменяются другими…
– Но в Лондоне так тоже случается, – напомнила ему Фиппс, сама не понимая, хочет ли она утешить ирландца или, наоборот, возразить ему. Но она не собиралась забывать, кто она родом и откуда. В Клеркенуэлле, где она выросла, тоже достаточно и голода, и холода, и хозяев, которые мошенничают и жадничают, и ростовщиков, и хулиганов, и крыс, и сточных канав с нечистотами, и вспышек холеры и тифа. Сплошь и рядом встречаются больные рахитом и туберкулезом.
– Лондон тоже не золотом вымощен, знаете ли, – добавила девушка. – Я сама видела детей на пороге, замерзших насмерть, и мужчин, таких голодных, что они готовы глотку кому-нибудь перегрызать из-за буханки хлеба.
