Юдора подошла к брату и взяла его под руку. Но она при этом вся дрожала, и Питт понял, что она не верит Падрэгу, хотя тот мог об этом и не догадываться. Миссис Гревилл, наверное, расплакалась бы, если бы не обессилела от уже пролитых слез. Томас жаждал ей помочь, но это значило бы отказаться от допроса или не обращать внимания на шаткость показаний Дойла.
– Вы проходили мимо зимнего сада? – спросил Питт.
Горькая улыбка показалась на лице Падрэга.
– Да, а в чем дело?
– Вы видели там Фергала Мойнихэна и Айону Макгинли?
– Да, но сомневаюсь, что они видели меня. Они были в высшей степени заняты друг другом.
– А что они делали?
– Ради бога, старина! – взорвался ирландец, крепко обнимая сестру за плечи.
– Что они делали? – повторил Томас. – Опишите точно. Если это не предназначено для ушей миссис Гревилл, то, я уверен, она извинит нас.
– Я не уйду, – заявила Юдора, глядя на суперинтенданта и одновременно крепко сжимая руку брата.
– Когда я проходил мимо них в кабинет, они жарко спорили, – ответил Падрэг, сощурившись и пристально глядя на Питта.
– Опишите это, – приказал ему Томас. – Что и как вы видели?
Наконец Дойл его понял.
– Мойнихэн стоял перед кустом камелии, слегка наклонившись и широко разведя руки, – начал он рассказывать. – Я не мог слышать, что он говорил, но вид у него был отчаявшийся. Он говорил, четко и тщательно выговаривая слова, как человек, который вот-вот потеряет терпение. Размахивая руками, задел орхидею, сломал стебель с несколькими цветками и очень рассердился, потому что схватил его и швырнул за пальму в кадке. А Айона стояла перед ним. Вот и все, что я видел.
– А когда вы шли обратно, с газетой?
– К тому времени они, очевидно, поладили. Они обнимались и обменивались весьма интимными поцелуями. А одежда миссис Макгинли была в значительном беспорядке, особенно лиф платья…
Падрэг с отвращением сморгнул, взглянул на Юдору и отвернулся, видимо полагая, что сестру больно заденет описание страстной тайной интрижки.
– У меня, право, нет намерения описывать дальнейшее, – помотал он головой.
– Спасибо, – согласно кивнул Питт. Он увидел, как миссис Гревилл улыбнулась, и от всего сердца пожелал, чтобы Фергал Мойнихэн подтвердил все рассказанное ее братом.
Мойнихэна суперинтендант обнаружил в утренней гостиной в обществе Карсона О’Дэя. Вид у него был в высшей степени сконфуженный, но встретил он Томаса довольно воинственно.
– Да, я сломал орхидею совершенно случайно, – заявил он. – У нас… произошла небольшая ссора, минутная. И ничего особенного не означающая.
– Вы очень быстро помирились? – спросил Питт.
– Да. А в чем дело? И как вы обо всем узнали? И что, скажите ради бога, значит одна сломанная орхидея?
– Совсем ничего, мистер Мойнихэн. Так ответьте: вы помирились с миссис Макгинли очень быстро? Когда, сразу после того, как сломали орхидею? Через пять минут? Через десять?
– Вовсе нет. Минуты через две-три. Но в чем все-таки дело?
Фергал все больше сердился, потому что ничего не понимал; и потом, ему страшно претил этот допрос в присутствии О’Дэя. Он все больше краснел, дергался, и создавалось впечатление, что ему очень хочется укрыться от дальнейших вопросов, попросту говоря, сбежать. Это заставило Томаса воспринимать рассказанное Падрэгом с более глубоким доверием. Да, Мойнихэна явно видели, когда он вел себя самым неприятным для постороннего наблюдателя образом, а теперь он узнавал, что его не просто видели, а еще и рассказали о его поведении полицейскому.
– Не будете ли вы столь добры, мистер Мойнихэн, описать, как именно вы помирились? – спросил суперинтендант, испытывая некоторое удовлетворение. В поведении его собеседника было что-то высокомерное, и Томасу это не нравилось.
Фергал разозлился:
– Вот уж действительно, мистер Питт!.. Я не намерен удовлетворять ваше циничное любопытство. Не хочу и не стану!
Суперинтендант устремил на него тяжелый, неотрывный взгляд:
– Тогда вы не оставляете мне иного выбора, кроме как допросить об этом миссис Макгинли, что будет еще менее деликатно. Но, думаю, учитывая вашу явную к ней симпатию, вы, возможно, все-таки избавите ее от этой необходимости.
Последовавший за этим ответный ненавидящий взгляд Мойнихэна суперинтендант проигнорировал.
– Особенно в теперешних обстоятельствах, когда ее мужа только что убили, независимо от того, огорчает это ее или нет, – добавил он жестко.
– Вы достойны презрения! – выпалил Фергал.
Питт вздернул брови.
– Это потому, что я прошу вас описать ваши поступки, желая снять с других подозрения в убийстве, или еще по какой-нибудь причине? Разве вы не столь же заинтересованы, как и все мы, в открытии истины?
Мойнихэн почти беззвучно выругался – коротко и злобно.
– Так вы соблаговолите? – улыбнулся в ответ Томас.
– Мы целовались, – процедил сквозь зубы Фергал. – Ну и, мне кажется… я… расстегнул… лиф… ее платья.
Взгляд у него был острым, как кинжал.
– Вам кажется? – полюбопытствовал Питт. – Вы не сочли это событие достойным запоминания?
– Нет, я счел. – И Мойнихэн с ненавистью взглянул на О’Дэя, которого этот диалог, похоже, забавлял.
– Благодарю вас, – сказал Томас. – По-видимому, как я узнал из других опросов, Макгинли не мог находиться в кабинете достаточно долго, чтобы приспособить взрывное устройство.
– Но, надеюсь, вы понимаете, что я тоже не мог этим заняться? – саркастически отозвался Фергал.
– Да, разумеется, понимаю. – Полицейский все еще улыбался. – И это в высшей степени важная подробность. Потому что вас я подозревал – в силу естественных причин, прежде всего. У вас для убийства был повод, много раз описанный классиками литературы.
Его собеседник покраснел, как рак.
– И у миссис Макгинли тоже… – Питт широко распахнул глаза. – Несколько негалантно с моей стороны уточнять, что это и ее избавляет от моих подозрений.
Фергал не верил своим ушам.
– Так вы могли подумать, что она…
– Она была бы не первой женщиной, убившей нелюбимого мужа в надежде улизнуть с другим, – резонно заметил суперинтендант. – Или же вошедшей в заговор с любовником по устранению мужа.
Мойнихэн был слишком зол, чтобы отвечать, да и попросту не мог найти подходящие слова. Вообще он пребывал в явном замешательстве.
– Но кто же тогда это сделал? – спросил Карсон, наморщив лоб. – Сдается мне, что своими рассуждениями вы загнали себя в тупик, мистер Питт.
Это была правда, и она не становилась более приятной от того, что ее высказывал О’Дэй.
