Первым моим побуждением было броситься к ним, но слова Робертсона остановили меня.
– Простили тебя, гад. Повезло. Но знай, что мы ничего не забыли. Эта петля останется здесь висеть, и мы – Робертсон, Джоб, Джейк – клянёмся, что при новом твоём гнусном поступке привезём тебя сюда и повесим.
Я понял, что смерть не грозит Даниэлю. Во всяком случае, не сегодня. Попятившись, я отошёл от них и незаметно вернулся к форту.
Ещё одно обстоятельство задержало нас ненадолго. Кремень, огниво и трут хранились у Стива, костёр же возле форта, в котором поддерживали огонь со времени нашего прибытия на остров, давно погас. Набрав сучьев, я положил под них сухой травы и освободил один пистолет от пули, оставив в стволе только клок войлока, которым уплотнял порох. Выстрелил в эту кучу, и дымящийся пыж хлестнул в сухие былинки, намотав их на себя. Я осторожно подул на дымок сбоку, войлочно-травяной ком скорчился, потемнел и – вспыхнул. Огонёк быстро перетёк на сухие ветки.
– Прощайте, джентльмены Фортуны, – сказал я, и мы отплыли.
Закончилась наша маленькая, но жестокая, злая война.
ЗОЛОТО
Когда мы вернулись на свой Белый остров, Нох, увидев Даниэля, сказал:
– Это правильно. Тринадцать – нехорошее число.
Я непонимающе посмотрел на него.
– Нас было девять, – пояснил он и принялся загибать пальцы. – Вы, я, Бэнсон, Малыши, Эвелин, Алис и Бигли. Девять. Затем Оллиройс – десять. Трое матросов – Джейк, Джоб, Робертсон. Тринадцать.
Старик многозначительно подмигнул мне и добавил:
– А с Даниэлем нас четырнадцать. Очень хорошо.
После этого он, чрезвычайно довольный, повернулся и заспешил по своим хлопотливым делам.
Командование гарнизоном в этот день как-то само собой перешло к женщинам. Да и кому же всегда в этом мире, как не им, приходится избавляться от последствий войны?
Сначала они вымели лестницу и отмыли чёрное пятно сажи на месте сгоревшей вязанки. Миссис Бигль, звеня медью и оловом, возвращала назад в кухню свою драгоценную посуду. Эвелин на дальней площадке устроила лечебницу. Она вынесла сюда небольшой круглый столик и разложила на нём имеющиеся у нас медикаменты. Все наши раны и ссадины прошли через её заботливые руки. Матросам перевязали руки, Джоб с неудовольствием принял широкую повязку на шею. Мне же замотали плечо, шею и половину груди, а левую руку стянули так, что я не мог ею шевелить. Возле Жука уныло слонялись близнецы. Они с завистью поглядывали на наши “боевые раны”, каковых сами не получили, – к моему счастью и к собственной досаде. Однако их участие в сражении было не просто полезным, а, я бы даже сказал, жизненно важным. Не отметить их заслугу я просто не мог.
На следующий день я отозвал Ноха в сторонку и поделился своими соображениями. И мы придумали такой план, что я сам обрадовался, как ребёнок.
Но только нужно было иметь немного золота. А золото у меня имелось – подарок из капитанской каюты. Я рассудил, что могу позволить себе взять его маленькую часть, – или в виде долга, или как комиссионные за спасённое остальное. Монеты из пояса я брать не стал, а вот золотую цепь мы разрубили на звенья.
Забравшись на вершину скалы, мы развели костёр, куда набросали каменного угля из бочки. Температуры этого пламени, как мы надеялись, было достаточно, чтобы золото расплавилось. Мы закрепили над костром тяжёлый тигель с длинной ручкой, и я стал наскоро сработанными мехами раздувать клокочущее между углей пламя. Нох, выбрав ровный камень, процарапал в нём несколько канавок, узких углублений в мизинец длиной. В эти канавки он вылил расплавленное золото. Когда оно застыло, мы получили горсть тяжёленьких прутиков и колдовали над этими прутиками целых два дня. Я мог действовать только одной рукой, поэтому почти всю работу делал Нох. Он обтачивал прутики, шлифовал, доводил до блеска, острил концы и, наконец, загнул в кольца.
И вот настала торжественная минута. В воскресенье утром все, кроме Даниэля (он лежал в своей комнате, его там и кормили), сидели в нашей столовой.
После завтрака я попросил всех остаться за столом. Встав со своего стула, я произнёс:
– Леди и джентльмены! Обращаюсь к вам в связи со знаменательным событием в нашей жизни. Нам довелось пережить два очень тяжёлых дня. Это были ужасные дни. Беда, которую они могли повлечь за собой, – непредставима. Но мы выстояли!
Я перевёл дух и закончил:
– И в эти дни, помимо опасности, открылось нечто прекрасное. Все лучшие качества, какие только можно обнаружить в человеке, я увидел в людях, сидящих сегодня за этим столом. Поэтому мы с мистером Нохом, в меру своего воображения и способностей, решили наградить этих людей.
Нох и Эвелин (мы договорились заранее) встали и подошли ко мне. Нох держал в руках плоскую серебряную шкатулку, Эвелин – блюдце с коричневой настойкой из морских водорослей и пучок острых сосновых палочек.
– Мистер Оллиройс! – торжественно произнёс я. – Подойдите сюда!
Канонир, недоумевая, встал и приблизился. Эвелин быстро протёрла мочку его левого уха коричневой жидкостью и проколола его палочкой. Нох вставил в ранку и протолкнул краешек золотого кольца. Затем он сжал его щипцами.
Оллиройс выпрямился. За столом кто-то изумлённо охнул, все заговорили, завскрикивали, принялись постукивать по столу. Красный, улыбающийся Оллиройс протискивался к своему месту, его теребили, хлопали по плечам.
– Мистер Робертсон! – перекрикнул я общий шум.
Моряк растерянно поднялся, подошёл к Эвелин, затем к Ноху. В его левом ухе уже сидела железная серьга, так что золото украсило правое. За ним свои кольца получили Джоб, Джейк и Бэнсон. (Толстяк чуть не плакал от смущения и гордости.) Мистер Бигль, пожилой джентльмен, стойко перенёс боль и принял награду с серьёзным лицом, с достоинством.
Наконец, дело дошло до главного.
– Мистер Эдд! – возгласил я.
Мальчишка недоверчиво посмотрел на брата, затем на меня, медленно полез из-за стола. Он подошёл, растерянный и счастливый. Когда ему проткнули мочку уха, у него на глазах выступили слёзы, но их вполне можно было принять и за слёзы счастья. Он унёс кольцо, гордо подняв голову.
– Мистер Корвин!
Малыш поспешил к нам и, закусив губу, принял своё кольцо. Они уселись на своих местах, с прямыми спинами, молчаливые, взрослые.
Нох и я утяжелили свои уши последними. И ещё три пары колечек потоньше мы вручили миссис Бигль, Алис и Эвелин. Мы предполагали, что дамы сами решат, носить ли их в ушах или просто оставить как память.
Этот день был самым счастливым из всех проведённых нами на острове.
УГОЛЬНАЯ ПЛАНТАЦИЯ
Медленно потянулось время. В доме был наведён порядок, комната близнецов получила новую стену, у бочек с порохом поднялась свежая кладка.
