— Доминик! — крикнула Адония напряжённо. — Нужно сделать рывок, на сколько сил у лошадей хватит! Хоть немножечко ещё оторваться, чтобы в лесу успеть следы спутать!
Криками и ударами каблуков они заставили измученных лошадей начать медленное ускорение. Минута — и разогнались до галопа. Отчётливо, явно приближалась спасительная роща.
Адония почувствовала, что её лошадь стала отставать, и она хлестнула, безжалостно подгоняя, отбирая у неё последние силы. И вдруг лошадь, хрипя и покачиваясь, пошла шагом.
— Доминик! — крикнула Адония, соскакивая с упавшей на подогнувшиеся передние ноги лошади.
Быстро подбежала к натянувшему поводья Доминику, выдернула его ногу из стремени, всунула свою, вскочила, обхватила за пояс.
— Проскачем, сколько вынесет!
До рощи оставалось совсем немного, когда пала и вторая лошадь. Адония оглянулась, облегчённо вздохнула. Филипп и Стэйк, также потеряв своих лошадей, бежали за ними — медленно, но упрямо.
— Теперь скорее, — ободряюще сказала Адония. — В лесу - сто дорог. Там они нас потеряют.
Однако радость была преждевременной. Вбежав в рощу, они поняли, что это всего лишь узкая граница, разделяющая землевладения. За два десятка шагов пробежав рощу насквозь, беглецы ступили на жёсткую стерню скошенной недавно травы.
— Ничего, Доминик! — проговорила Адония. — По стерне бежать легче, чем в высокой траве! — И через минуту добавила: — Но и им тоже легче…
Они медленно брели по залитому солнцем, заполненному звоном кузнечиков полю. Следом, как два гончих пса, как два неотвратимых призрака шли преследователи.
— Может, отстанут? — с надеждой проговорил задыхающийся Доминик.
— Они не отстанут, — тихо ответила, вытирая ему пот, Адония. — Филиппа и Стэйка остановит только смерть. Их или твоя. Меня патер, несомненно, приказал взять живой.
И вдруг, сделав ещё пару шагов, Доминик упал.
— Что это? — с изумлением, роняя тягучую слюну, прохрипел он. — Ноги не идут!
— Это отчаяние! — крикнула с болью Адония. — Доминик, это просто страх! На самом деле — у тебя ещё имеются силы!
И, встав рядом с ним на колени, приказала:
— Ложись мне на плечи. Я тебя понесу.
— Нет! — Доминик вскинул голову и, оперевшись о спутницу, тяжело встал. — Я пойду сам.
Обнявшись, поддерживая друг друга, они прошагали ещё час или больше. Им прибавило сил то, что преследователи их, без сомнения, столь же измученные, немного отстали.
— Вы в бою хороши, братцы! — в изнеможении улыбаясь, прохрипела Адония. — А в беге-то вы тяжелы! — И, возвысив голос, добавила: — Уйдё-ом, милый, уйдё-ом!
— Это… мираж? — вдруг прошептал, останавливаясь, Доминик.
Адония взглянула вперёд. Там, на окраине нескончаемых, казалось, покосов, темнел летний, окружённый загоном для лошадей, домик, а за ним дрожала в солнечном мареве зелёная полоса леса.
— Там будет хоть одна лошадь! — выкрикнула Адония. — Обязательно будет!
И, почувствовав прилив сил, беглецы ускорили шаг.
Спасительница
Когда они доплелись до ограды, из домика вдруг выбежала молодая девушка. Адония с мольбой взглянула на неё. Высокая. Длинные светлые волосы. Зеленовато-голубые глаза, прямой нос. Босая. «На меня, кажется, немного похожа…»
— За нами гонятся! — отрывисто сообщила Адония, помогая Доминику одолеть изгородь.
— Вижу! — коротко сказала девушка, бросив взгляд за их спины. — Быстрей!
— О, проклятье! — воскликнула в отчаянии Адония, увидев, что лошадей возле домика нет, и тут же радостно вспыхнула:
— Лес! Очень близко лес, Доминик!
— Нет! — твёрдо сказала девушка. — Твой спутник не выдержит. Вас догонят.
— Но… Что же делать. ''
— Доверьтесь мне. Идёмте скорей!
Они обогнули ряд натянутых верёвок, на которых сушилось свежевыстиранное бельё. Мужская одежда, чехлы для тюфяков и подушек крепились к верёвкам короткими, расщепленными на одном конце, прутьями. Сдвигая на ходу мокрое бельё, незнакомка провела их в полутёмный, с одним окном домик. Слева было окно, справа — небольшая кирпичная печь, а торцевую стену закрывала висящая на верёвке мокрая простыня. На выставленной на середину горницы-кухни лавке покоилось широкое, с вздымающейся мыльной пеной, корыто.
— Как тебя зовут? — доверительно прикоснувшись к руке незнакомки, спросила Адония.
— Эсперанса, — ответила девушка.
Не сговариваясь, Доминик и Адония посмотрели друг на друга.
— Невесомой звездой… — прошептал, вымученно улыбаясь, Доминик.
— Какое символичное имя! — ответила ему улыбкой Адония.
— Глубже дышите! — приказала вдруг Эсперанса. — Когда они доберутся сюда, вы должны восстановить дыхание и дышать так, чтобы не было слышно!
— Мы доверяем тебе, — сказала, немного склонившись и прижав руки к своду груди, Адония. — Но я не вижу, где здесь можно укрыться!
— Прекрасно. Значит, и они не увидят.
И Эсперанса, поманив нежданных пришельцев к стене, завела их за висящую простыню. Здесь, вделанная в стену, без ножек, темнела небольшая скамья. Адония и Доминик, встав и прижавшись спинами к буграм бревенчатой стены, поместились на ней. Мокрая ткань висела перед ними почти вплотную.
— Ног снизу не видно, значит — у стены никто не стоит, — торопливо пояснила Эсперанса. — Снаружи ни за что не подумаешь, что за простынёй кто-то есть. Только молчите!
Она отошла и принялась торопливо растапливать печь.
— Вроде чтобы воды нагреть, — громко пояснила она, но дров положу сырых, чтобы трещали. Вы всё-таки шумно дышите!
Огонь действительно затрещал, и в ту же минуту послышался шум от перелезших через ограду людей.
— Скажите, — тревожно спросила Эсперанса у тяжко сопящих преследователей, — они правду сказали, что вы — страшные злодеи?
— Где они? — раздался надсадный, булькающий голос Филиппа.
— Убежали к лесу! Воды вот только попили! А вы не хотите воды?
— Давай воды. Мы не злодеи. Мы полицейские, гонимся за сбежавшими преступниками. Они — воры.
Тем, кто стоял, прижавшись к стене, было слышно, как в трёх шагах от них Филипп и Стэйк шумно пили.
— Куда они побежали? — снова спросил оторвавшийся от ковша Филипп.
— К лесу, — быстро сказала хозяйка домика.
Стэйк, зачерпнув ещё воды, быстро вышел.
— Если ты обманываешь меня, — хрипло проговорил Филипп, — я тебя утоплю вот в этом корыте!
— Мой господин! — медленно, проникновенно произнесла Эсперанса. — У нас с мужем есть тайна, которую мы до времени скрываем от близких: я беременна. Уже два месяца. Я вижу, что, если солгу вам, вы меня убьёте. Но знайте: я ни за что на свете не стану рисковать ребёнком. Кто тут злодеи — они или вы — не моё дело, поэтому я им дала воды, вам дала воды и честно вам говорю: они побежали к лесу. Вон туда, видите? Здесь лес близко.
