— Не то вы считаете, конечно же, — заявил Акимов. — Индейцев тут десятка полтора, и все они скопом приблизились к нам шагов на пять! Шикарно!
Неожиданно из-за куста, который, казалось, и ребёнка не спрячет, выглянул индеец.
Причёски «ирокез», которой прославились панки, он не носил — голова краснокожего была гладко обрита, одна лишь «скальповая прядь» держалась на затылке, длинная и заплетённая в узел, из которого торчали орлиные перья.
Личико у воина и без того не отличалось кротостью, а круги вокруг глаз, наведённые сажей, добавляли лютости.
Чёрные черты на щеках означали, что индеец убил пару-тройку врагов.
Красные линии на шее давали понять, что он участвовал в битвах, а пятна того же цвета на теле показывали места ранений от стрел.
Ветеран, блин…
Но самым удивительным было оружие ирокеза — увесистая аркебуза.
Выстрелила она с пушечным грохотом, а раскалённый свинцовый шарик едва не лишил графа де Лона головы — Анри резко уклонился в сторону, и пуля пробороздила кору сосны.
Но мушкетёр не уберёгся — напоролся на стрелу.
Даже кремневому наконечнику хватило убойной силы, чтобы вонзиться в грудь.
— Анри! — вскричал Жак и сам пострадал — меткая стрела просадила ему руку.
— Понч!
— Олег, — плаксиво отозвался Шурик, — я уже ничего не могу! Прямо в сердце!
— Т-тысяча чертей! Б…ство какое!
А индейцы, словно вдохновившись, бросились в атаку.
Пробежав пару шагов, они упали в траву — в одно время с выстрелами мушкетов.
Кого-то из наступавших пули задели-таки, но понять, насколько, было нелегко — ни одного мертвяка не видать.
Даже те двое, что пали ещё до смерти Анри, исчезли — одноплеменники незаметно убрали трупы.
Каждый бугорок, каждый кустик, ложбинка, пучок травы помогал им укрыться.
— Мушкетёры! Огонь!
Осаждённые выстрелили все, залпом, целясь туда, где, по их прикидкам, скрывался враг. Это помогло — индейцы отступили. Ползком или большими скачками, они использовали то короткое время, которое требовалось бледнолицым для перезарядки.
— Опытные, твари, — пробурчал Быков.
— Ты вон туда глянь, — сказал Олег.
— Ах ты…
По долине поднимался ещё один отряд ирокезов — восемь или девять воинов шли цепочкой, ступая след в след.
— Эти не просто так отступили, они соединятся с подкреплением и обложат нас по полной!
Сухов отложил заряженный мушкет и потянулся к луку.
— Ты куда? — вскинулся Пончик.
— В тыл врага, — серьёзно ответил Олег. — Это самое… Если будем здесь отсиживаться, они нас перебьют поодиночке. Или набросятся всем скопом. А оно нам надо?
— Я идти с тобой, — сказал Хиали, тоже вооружаясь луком.
— Хорошо, — согласился Сухов, — захвати ещё один нож, будешь снимать скальпы.
Смуглое лицо кариба осветилось зловещей ухмылкой.
— Всё, мы пошли. Хиали, уходишь к той скале со своей стороны, я — со своей. Там и встретимся. Понч, вон мой мушкет, он заряжен.
— Угу… Только ты недолго!
— Вернёмся засветло.
С этими словами Олег повесил лук на спину и нырнул в кусты. Поросль была не слишком густой и высокой, но более-менее прикрывавшей неглубокую ложбину, зигзагом спускавшуюся с пригорка вниз.
Сухов не полз, как червяк, он скорее изображал ящерицу — стелясь по-над землёй, Олег опирался на руки и ноги, не выдавая себя ни единым шорохом.
Склон под ним выровнялся, вокруг поднялась высокая трава, и стало полегче.
Присев, Сухов снял с шеи платок и обвязал его вокруг головы. Стояла теплынь, а повязка впитает пот на лбу — зудящие капельки не стекут, щекоча и беспокоя.
Прислушавшись, командор продолжил своё медленное продвижение, пока его нос не учуял горьковатый запах. Пахло раздавленной травой, прогорклым жиром и гарью костра.
Осторожно раздвинув стебли, он увидел мёртвого индейца.
Не успели, значит, унести. Вот и славно…
Копьём ирокеза Олег побрезговал, а вот краска в мешочке, что висел у краснокожего на поясе, ему пригодилась.
Вот эта, чёрная, — из сажи от сожжённой травы и медвежьего жира.
Колупнув двумя пальцами, Сухов провёл широкие косые полосы на лице, намазал тыльную сторону ладоней. Сойдёт…
Затем, достав нож, он аккуратно надрезал кружок на голове индейца, обводя остриём его косу, ухватился за неё покрепче, упёрся ногами в плечи мертвяка и потянул.
Скальп отделился с неприятным звуком — чпок!
Повесив скальп на пояс, командор двинулся к скале.
Он не стал ничего объяснять корсарам, даже Пончу с Яром. Зачем?
Сейчас в его сердце угнездилась холодная ярость.
Сами ирокезы называют себя «ходеношони».
«Ироку», то бишь «настоящими гадюками», их прозвали соседние племена. И Сухов был с ними совершенно согласен.
Он шёл мстить «настоящим гадюкам» за Анри, друга, товарища, побратима.
Не оттого лишь, что должен был это сделать в целях тактики и стратегии, а потому, что жертва имеет право на справедливость.
«Око за око, зуб за зуб» — не его метод. Враги убили сотоварища? Значит, они умрут. Все!
Возле скалы, где Олег ожидал встретить Хиали, уже сидел индеец. Настороженный, он медленно, едва заметно водил головой, обозревая окрестности.
Неожиданно за его спиной возник кариб, и Сухов решил ему помочь — он привстал, показываясь ирокезскому «часовому» на глаза.
Тот вздрогнул, хватаясь за копьё, но Хиали был быстрее, его нож вонзился индейцу в шею — и умрёшь, и не пикнешь.
Ирокез дёрнулся, и душа покинула мёртвое тело.
Кариб посмотрел на Олега, и тот продемонстрировал ему снятый скальп. Хиали хищно улыбнулся и мигом проделал нехитрый приём.
Вот и ещё один страшный, зато почётный трофей…
Сухов показал карибу знаками — двигаемся по окружности, убивая всех индейцев, встретимся с той стороны осаждённого пригорка, где растёт большая сосна с раздвоившимся стволом.
Хиали кивнул и исчез в кустах — канул, как дым, был — и нету.
Олег выдвинулся в свою сторону, кружа посолонь.
Второй индеец, им встреченный, тоже был дозорным — молодой воин лежал, укрываясь за пнём, не двигаясь, как мёртвый.
Командор помог ему определиться — пырнул ножом в бок, наваливаясь и тыча краснокожего мордой в землю.
Тот лишь мыкнул невнятно и поник.
