Анника снова принялась рассматривать свои руки. Предмет для разговора она выбрала явно неудачный. Она знала, что тогда, в Испании, Юлия пережила самый худший период своей жизни с Давидом.
– Прости, – сказала Анника, – я не хотела…
– Мы прожили там полгода, – продолжала Юлия, – и Давида почти все это время не было дома, он постоянно находился в каких-то разъездах. Я была беременна, машины у меня не было, до ближайшего магазина – несколько километров. Я ходила туда и волокла домой сумки с едой, а на улице тридцатиградусная жара.
– Как же тебе было тяжело, – сочувственно произнесла Анника.
Юлия пожала плечами:
– Он все время работал под прикрытием. Однажды вообще исчез на две недели и все это время не давал о себе знать. Вся эта проклятая операция продолжалась несколько лет. Несколько лет!
Она повернулась лицом к Аннике:
– Я никогда не знала, чем он занимался – наркотиками, или отмыванием денег, или чем-то еще. Я никогда и ничего не должна была знать.
Она наклонилась к Аннике:
– И знаешь, что было самое худшее? Я всегда страшно боялась, что с ним что-нибудь случится, что-то ужасное и опасное. И ты видишь, что случилось?
Она визгливо рассмеялась.
– Он трахал меня в тот раз как сумасшедший, но явилась она и прострелила ему голову и яйца, меня заперли в тюрьму, а Александра.
Она почти вплотную приблизила свое лицо к лицу Анники.
– Они говорят, что это на всю жизнь отпечатается в его психике. И никто даже не пытался мне поверить.
Она ударила по столу ладонями с такой силой, что подпрыгнули чашки.
– Мне никто не поверил!
Анника поняла, что время посещения истекло.
Она отодвинула чашку и встала.
Юлия упала на стул и уставила пустой взгляд прямо перед собой.
– И как нарочно, это была Ивонна Нордин, именно она – из всех людей.
Анника остановилась.
– И что? Ты ее знала?
Юлия покачала головой:
– На самом деле я никогда с ней не встречалась, как и с Филиппом Андерссоном.
Анника подошла к двери и подняла с пола куртку.
– Что касается Филиппа Андерссона, – сказала она, – генеральный прокурор потребовала пересмотра приговора по его делу.
Юлия подняла голову.
– Нина будет очень рада, – бесцветным тоном произнесла она.
Анника удивленно застыла на месте с курткой в руках.
– Нина Хофман? Почему она должна быть рада?
Юлия почесала левую руку.
– Понятно почему. Потому что это ее брат.
Анника схватилась за мобильный телефон, едва успев открыть дверцу машины и сесть за руль. Достав телефон, она по памяти набрала номер Нины Хофман.
Почему Нина не сказала, что она сестра Филиппа Андерссона и Ивонны Нордин?
В трубке свистело и жужжало, и прошла добрая минута, прежде чем было установлено соединение. Анника внимательно рассматривала темные окна приюта, пока шли гудки.
Сколько раз они с Ниной обсуждали убийство в Сёдере? Сколько раз поднимали вопрос о том, виновен Филипп Андерссон или невиновен? Был ли Филипп связан с криминальным миром или с Давидом Линдхольмом? После того как побывала в тюрьме у Филиппа Андерссона, она сразу же, по пути домой, заехала к Нине и рассказала ей об этом визите…
В трубке раздались частые гудки, как будто на противоположном конце нажали отбой.
Неужели во всех этих разговорах у Нины был какой-то свой, скрытый интерес, неужели она все время лгала и разговаривала с Анникой только для того, чтобы выпытывать у нее нужные сведения и направлять то, что она писала?
Анника еще раз набрала номер. В коридорах и комнатах приюта стали зажигать свет. Появилась Генриетта с Александром. Мальчик был настолько мал, что Анника не сразу его заметила. Локоны на его светлой головке подпрыгивали при каждом шаге.
В трубке что-то щелкнуло, и заработал автоответчик компании «Телия». Анника торопливо отключилась, словно должна была сделать что-то абсолютно ей ненужное.
Она положилась на Нину, но та ее обманула.
Анника попросила Нину достать паспортную фотографию Ивонны, и Нина ни словом не обмолвилась о том, что они сестры.
Анника сделала третью попытку. Снова автоответчик. Она откашлялась.
– Привет, это Анника Бенгтзон, – сказала она. – С Новым годом. Ты не перезвонишь мне, когда получишь это сообщение? Пока.
После этого Анника позвонила на коммутатор полиции, и ее соединили с участком на Торкель-Кнутсгатан. Ответил человек, представившийся Сисулу:
– Нина Хофман в отпуске. Она выйдет на дежурство в воскресенье.
Анника поблагодарила и положила телефон на пассажирское сиденье, включила двигатель, выехала на дорогу и, набрав скорость, поехала в редакцию. Поднявшись на холм возле Кальхелля, она вдруг поняла, что ей, собственно говоря, некуда спешить.
Возвращаться и выслушивать глупости Патрика не хотелось, не тянуло ее и в неуютную квартиру на Агнегатан.
Зазвонил ее мобильный телефон. Увидев на дисплее номер своего бывшего супруга, Анника испытала странное возбуждение.
– Привет, это Томас.
Она глубоко вдохнула, ощутив в груди радостное волнение.
– Привет, – ответила она, пожалуй, слишком звонко.
– Что делаешь? Ты на улице, в машине?
Она тихо засмеялась, чувствуя, как ее охватывает приятное тепло.
– Да, ездила по рабочим делам, но теперь уже возвращаюсь домой. Это легче.
– Знаешь, мы тут сидим и строим планы на Пасху, и нам хочется знать, как у тебя складывается неделя после семнадцатого?
Радость была так сильна, что Анника ощущала ее почти физически.
– Ты стал говорить о себе во множественном числе, как августейшая особа? – спросила она, постаравшись придать голосу шутливые интонации.
Но шутка не сработала.
– Знаешь, Пасха в этом году поздняя, двадцать первого апреля, а потом у меня будет очень напряженная неделя. Мне надо будет уехать на конференцию, а это моя неделя. Как ты смотришь на то, чтобы поменяться…
– Пока не могу ничего сказать, – ответила Анника. – Я получила повышение на работе, а это значит, что будут какие-то изменения.
Он помолчал.
– Ты не могла прежде посоветоваться со мной? – спросил он после недолгой паузы.
Гнев вскипел мгновенно, но Анника сумела сдержаться.
– Это не отразится на том, сколько времени я смогу проводить с детьми, поэтому советоваться с тобой не было никакой необходимости.
