– Да, Перси Нильссон продал эти поля четырем шведам. Кто-то из них наверняка был названной тобой рыбой. Вход там.
Карита сунула губную помаду в сумочку. На этот раз она была серебристой.
К тяжеловесному подъезду, обрамленному огромными апельсиновыми деревьями, вела кирпичная лестница. Анника открыла дверь и потянула ее на себя.
– Значит, вот как богатые это делают, – сказала она. – Болтают о бегстве от реальности.
Перед Анникой раскинулась широкая мраморная терраса. Несколько крупных рыб неторопливо плавали в искусственном озере. Светло-зеленая травяная поверхность простиралась до самого горизонта, гладкая, как женские ножки на рекламе. Маленькие машинки ездили вокруг поля по темнорозовым цементированным дорожкам. Аккуратно подстриженные мужчины в темно-синих куртках, наброшенных на белые пикейные рубашки, по-хозяйски оглядывали поле.
– Ты знаешь этих людей?
Карита Халлинг Гонсалес указала на женщину средних лет и более молодого мужчину, которые, перешептываясь, смотрели в их сторону.
Мадридский корреспондент конкурентов и ее фотограф.
– Я знаю, кто они, – пояснила Анника, – но они меня пока не знают.
Из дневной газеты, подумала она, но ничего не сказала. Карита, скорее всего, слабо разбиралась в шведских СМИ. Не было никаких оснований рассказывать ей об объятиях у входа в ресторан «Железо» в Старом городе Стокгольма.
Дверь за их спиной с шумом открылась, и их окружила группа людей, мгновенно заполнивших террасу. Стиль их поведения и фасон одежды не оставлял никаких сомнений в том, кто это такие, настолько резко отличались они от гостей клуба.
– Это тоже твои коллеги?
– Шведские телевизионщики, – тихо ответила Анника, а мужчины тем временем бесцеремонно доставали из футляров камеры, штативы, разматывали длинные провода и вытаскивали из сумок микрофоны, затянутые в ворсистые чехлы. Видимо, весть о минуте молчания облетела уже всю Европу.
Гости, евшие и пившие в ресторане клуба, высыпали на террасу, привлеченные камерами и сосредоточенными лицами телевизионщиков. Удивительно, как оперативно они оказались на месте.
– Ты видишь среди них спортивных звезд? – шепнула Анника Карите, одновременно увидев, что в ее фотоаппарате садятся батареи.
– Наверное, здесь есть твои «макрели», – ответила переводчица и кивнула в сторону нескольких лысых, весьма серьезных мужчин в зеленых пиджаках с золотисто-краснозеленой эмблемой на лацканах.
Народ продолжал вываливаться из ресторана. Скоро вся лестница была заполнена людьми.
– Что это за цирк? – спросил какой-то человек в голубой куртке, стоявший за спиной Анники.
– Минута молчания в память о Себастиане Сёдерстрёме, – объяснила Анника и обернулась, чтобы посмотреть, не стоит ли за ней какая-нибудь знаменитость прошлых лет.
Мужчина приосанился и поправил темные очки.
– В самом деле? – спросил он. – Действительно, становится печально на душе.
Анника достала из сумки блокнот и ручку.
– Ты считаешь, что это будет трогательное мероприятие? – вежливо спросила она.
Мужчина рассмеялся и покачал головой.
– Люди будут оплакивать свои деньги, которые никогда не получат назад. Половина тех, кто стоит здесь, вкладывали деньги в безумные, фантастические проекты Сёдерстрёма.
Анника перестала записывать, услышав эти слова. Она не могла решить, правильно ли она их поняла.
– Как… Что ты хочешь этим сказать? – спросила она.
Мужчина аккуратно заправил рубашку в брюки и посмотрел на часы.
– Сёдерстрём умел быть очень убедительным. Несколько сезонов, проведенных им в НХЛ, заставили многих поверить, что он может какать золотом. Самое печальное, что он и сам в это верил.
Он помахал рукой человеку в пикейной рубашке, на этот раз светло-зеленой, идеально соответствовавшей цвету травяного поля.
– Сверре, ты слышал? Сейчас будет минута молчания в память о Сёдерстрёме. Придется нам минутку постоять молча.
Сверре побагровел.
– Вот черт, – сказал он, развернулся и поспешно вернулся в ресторан.
Анника удивленно посмотрела ему вслед.
– Что это были за фантастические прожекты? – спросила она.
Мужчина насмешливо улыбнулся:
– Он изобрел новый вид спорта стикбол. Не слышала о таком? Это странно. Или, например, он хотел построить гоночную трассу в Сьерра-Неваде. Знаешь, есть такой национальный парк? Вот именно там. Что же касается теннисного клуба.
– Мне кажется, что Себастиан Сёдерстрём хорошо его содержал, – закончила за него фразу Анника, заметив, что многие гости уже покинули террасу.
– Он тратил на клуб не свои деньги, а чужие, в противном случае не продержался бы так долго. В экономическом плане этот теннисный клуб был дохлым предприятием. Миллионный приз за победу на клубных соревнованиях, ты можешь себе такое представить? Соня!
Мужчина подошел к лестнице и поздоровался с женщиной в розовой кепке. Они обменялись несколькими фразами, и на лице женщины отразилось неподдельное возмущение. Она резко развернулась на каблуках и пошла прочь.
– Извини, – сказала Анника и остановила женщину, когда та проходила мимо нее. – Ты знала Себастиана Сёдерстрёма?
– Спроси об этом у его фанатов, – ответила женщина и попыталась пройти мимо.
Анника сделала шаг в сторону и попыталась ее остановить.
– Ты не можешь сказать, каким он был? – не ожидая ответа, спросила Анника.
Женщина по имени Соня сняла темные очки. На лице явственно отпечатались следы многочисленных косметических вмешательств, особенно вокруг глаз.
– Себастиан Сёдерстрём был фасадом, – ответила она. – Он хотел быть звездой, он жаждал аплодисментов, но не желал ничего для этого делать, он просто хотел все это иметь.
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, – упорствовала Анника.
– Он потакал всем своим причудам, обманом выуживал у людей массу денег, хорошо жил на чужие вложения, пока ему это не надоедало, и тогда он придумывал что-нибудь новенькое. Делал новые вложения, занимал деньги, штукатурил свой фасад и притворялся звездой.
– Но разве он не был звездой? – искренне удивилась Анника.
– Знаешь, – женщина едва не уткнулась своим оперированным носом в лицо Анники, – это было чертовски давно.
Она решительно оттеснила Аннику в сторону и покинула гольф-клуб.
Анника окинула взглядом огромное поле, дорожки и маленькие машинки.
Как прикажете все это понимать и что теперь со всем этим делать? – подумала Анника. Притвориться, что она ничего не слышала? Или надо написать правду, написать, что люди предпочли покинуть ресторан, чем стоять минуту с опущенными головами в память о Себастиане Сёдерстрёме?
