– Они проехали через ворота, набрав код. Откуда они могли его знать?
– Код, который они набрали, замыкается на центральном пульте, а не в частных домах. Это обычные замки, которые можно купить в магазине. За многими кражами стоят охранные предприятия, которые их и организуют, среди прочих ограблений квартир в Новой Андалусии.
Анника задумчиво провела ладонью по щеке.
– Потом они отравили семью газом, вошли в дом без противогазов, разбили стену, в которую был вмурован сейф, перетащили его в машину, ограбили дом, перенесли добро в грузовик и уехали.
– Да, приблизительно так все и было.
– Когда же они почувствовали себя в безопасности, открыли бутылки и выпили пива, чтобы отпраздновать успех предприятия.
Никлас Линде кивнул.
Они съехали с запруженного шоссе и въехали на платную дорогу.
– Но уколы сделали их нечувствительными к яду? – спросила Анника. – Наверное, противоядие блокирует эффекты всех успокаивающих средств. Почему же они умерли от морфина?
– Производные налоксона действуют один-два часа. Потом морфин начинает оказывать обычное действие. Именно поэтому, правда, он действовал так долго. Должно быть, грабители ощутили усталость и остановились передохнуть на парковке в Ла-Кампане.
– Я полагаю, что на бутылках остались только их отпечатки пальцев.
– Совершенно верно.
Некоторое время они молчали. Мимо окон проносились горы, море и зелень. Анника закрыла глаза и представила себе спальню девочки, неубранную кроватку, акварельные краски, куклу с каштановыми локонами. Вспомнила она и коридор с закрытыми дверями родительской спальни, пол, на котором умерли дети.
– Это какое-то очень странное преступление, – сказала она. – Или я не права?
Линде смотрел прямо перед собой и ничего не ответил.
Аннику вдруг озарило. Это была тяжелая и неприятная мысль.
– Никто не станет заранее подсыпать в пиво смертельную дозу морфина, если не собирается убить тех, кто будет его пить, – сказала Анника.
– Совершенно правильно.
Она вздрогнула. Никлас заметил это и убавил мощность кондиционера.
– Значит, это было хорошо спланированное массовое убийство, закамуфлированное под ограбление, – сказала она. – У вас есть какие-нибудь версии на этот счет?
– Они очень старательно замели за собой следы. Грабители, которые взломали дом, представляли собой опасных свидетелей и были убиты. Наверное, объяснение можно было найти в сейфе, но мы его не видели.
Анника рассеянно смотрела на пробегавший мимо ландшафт.
– Что делает испанская полиция?
– Ничего. С их точки зрения, дело расследовано, и его можно закрывать. Грабители мертвы. Осталось несколько сомнительных моментов, но они обычно не обращают на это внимания.
– Ты допускаешь критику?
Он пожал плечами.
– Формально я не участвую в расследовании, – сказал Линде. – Мое дело – международная торговля наркотиками, а не локальные преступления.
– Но ты же считаешь, что испанцы ведут себя, скажем так, легкомысленно?
Линде поерзал на сиденье и откашлялся.
– Должен существовать мотив преступления, а он совершенно неясен, – сказал он. – Истребление целой семьи говорит о невероятной жестокости. Преступники обозначили это очень четко. Мы даже не знаем, кто из жертв, собственно, был истинной мишенью. Было ли целью убийство всей семьи или только одного человека?
– Едва ли мишенью преступников были дети, – стала рассуждать Анника, – значит, ею был кто-то из взрослых. Вы этим занимались?
Никлас Линде вздохнул.
– Глубоко этим не занимался никто. Себастиан Сёдерстрём был совершенно безалаберным человеком, не умевшим обращаться с деньгами. Вероника Сёдерстрём была известным и уважаемым адвокатом. Астрид Паульсон была пенсионеркой по старости. Сюзетта была школьницей, желавшей работать в конюшне.
– Может быть, причина в расстроенных финансах Себастиана?
– Возможно и это, но если никто об этом не спрашивет, то, естественно, нет и ответа.
– Но что же все-таки случилось с Сюзеттой? Вы что-нибудь об этом знаете?
Он покачал головой:
– О ней не слышно ни звука. Она растворилась в тумане 30 декабря прошлого года.
– Продолжают ли ее до сих пор активно искать?
– Нет, сейчас ее уже никто не ищет.
– Как ты думаешь, она жива?
Никлас Линде помедлил с ответом.
– Она не подает о себе никаких вестей вот уже пять месяцев. Она не пересекала границ, она не снимала с карты деньги, она не звонит по телефону и не выходит в Интернет. Если она жива, то сидит где-то взаперти, без возможности общения с внешним миром. Наверное, это хуже, чем если бы ее убили.
Долгую минуту Анника сидела молча, глядя на дорогу, и думала о фотографиях этой девушки, ее надменном виде, черных волосах и нежном личике. Это было бы хуже, чем если бы ее убили. Как это ужасно и отвратительно.
– Но есть же какие-то следы, – сказала она. – Или их нет?
Никлас Линде кивнул:
– Человек, отравивший пиво.
– Да, он подготовил преступление и был его вдохновителем, – согласилась с ним Анника. – Он нанял грабителей, заготовил газ и налоксон, купил экстренный код к замку виллы, отравил пиво, изъял сейф и скрылся.
– Но был ли это он, вот в чем вопрос.
Анника удивленно посмотрела на Никласа.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Все дело в следах, оставленных на месте преступления. Там наследили три пары ног. Две из них принадлежали грабителям, а у третьей размер обуви – тридцать седьмой.
У мужчин тоже бывают небольшие ноги.
– У вас есть предположения, кто бы это мог быть?
Он посмотрел на Аннику и улыбнулся:
– Ты такая серьезная, малышка Анника. Я очень рад, что ты приехала. Может быть, мы пока забудем о преступниках и поговорим о чем-то более приятном?
– Хорошо, но еще один, последний вопрос, – сказала она.
Он поднял правую руку и отвел прядь волос с ее лба.
– Нет отпечатков пальцев, нет следов ДНК, от чего можно было плясать. Нет автомобиля, и нет свидетелей.
Его прикосновения обжигали, как кипяток.
– Только следы ног, – сказала она.
– Только следы ног, – повторил за ней полицейский.
Она взглянула на его ноги. Они были огромны.
– Знаешь, что говорят о мужчинах с большими ногами? – спросила она.
Он торопливо взглянул на Аннику, глаза его блеснули.
