Анника посмотрела в боковое стекло.
Подумать только, с какой натугой он всегда говорит о том, насколько хорошо справляется со своей важной работой.
Некоторое время они ехали молча. Они ехали теперь другим путем, не так, как с Никласом, а значит, не в Ла-Кампану. Солнце садилось, окрашивая стены в красноватый цвет. Бугенвиллеи кострами горели на фоне заборов и крыш.
– Я очень много думала в последнее время, – заговорила Анника. – Нам надо больше общаться – хотя бы ради детей.
Он посмотрел на бывшую жену, но ничего не сказал.
– Вчера я брала интервью у одного парня. Ему двадцать шесть лет, и он сейчас сидит в камере без окон в Малаге.
Ему повезет, если он выберется оттуда к тридцати годам, но он мог бы туда и не попасть.
Томас ничего не ответил, свернув на большую парковку перед рестораном «Манеж».
– Портье рассказал, что в этом здании когда-то была конюшня, – сказал он. – Всего несколько лет назад здесь держали лошадей. Думаю, тебе здесь понравится.
Ресторан располагался в низком, но обширном здании под ярко-желтой крышей, окруженном по периметру террасой. Из-под крыши лили свет затейливые фонари.
– Не хочешь сесть на террасе?
Она кивнула.
Вдали от входа они нашли столик на двоих.
– Я тоже об этом думал, – сказал Томас, когда они устроились и заказали вино и воду. Он мял в руках салфетку и переставлял под столом ноги, что делал всегда, когда его что-то сильно задевало или он нервничал. – Это была моя ошибка, что я ничего не сказал тебе о Софии. Ты все знала, и мне хотелось, чтобы ты все сказала первой. Но это не твоя ошибка. Потом все сложилось как сложилось.
Анника, опустив глаза, внимательно изучала скатерть. Она поняла, что он имел в виду и что ему было тяжело признаться в своей ошибке. Но не это было главной причиной.
Он не высказался до конца, это было видно по тому, что он продолжал нервно искать место для ног.
– Поэтому нам надо быть честными друг перед другом.
Анника кивнула. Да, она и сама так думала.
– Ты же тоже можешь сказать…
Она недоуменно взглянула на Томаса.
– О том, что у тебя кто-то был, – продолжил он.
Она снова опустила глаза.
– У меня никогда никого не было, ни единого раза.
Пришел официант с напитками. Томас попробовал вино.
Анника жадно выпила минеральную воду.
– И после развода тоже? – спросил он, когда официант ушел.
Она окинула взглядом парковку. Единственный, кто у нее был, – это Никлас Линде.
– Может быть, тот полицейский или Халениус?
Бешенство, тлевшее под спудом ночных кошмаров, вырвалось наружу, разбрасывая удушливые угли. Анника встала так резко, что ударила спинкой своего стула стул сидевшего за соседним столом посетителя.
– Как у тебя хватает наглости устраивать мне перекрестный допрос? Первое, о чем ты подумал, – это о том, с кем я сплю.
«Надо вернуться в отель, – пронеслось у нее в голове. – Я спрошу дорогу. Здесь недалеко, не больше полумили».
Она огляделась. Посетители удивленно смотрели на нее. Господин, которого она толкнула, с недовольным видом отодвинул свой стул на сантиметр.
Она едва снова это не сделала, чтобы убежать от ссоры и опять сунуть голову в песок.
Покраснев, Анника села.
– Прости.
Томас явно смутился.
– Здесь полно шведов, – сказал он и кивнул в сторону входа. – Тебя услышали все, даже глухие.
– Прости, – повторила она.
К их столику подошел официант и спросил, готовы ли они сделать заказ. Они принялись торопливо листать меню.
– Здесь надо есть мясо, – сказал Томас. – Его здесь готовят на раскаленных каменных плитах. Должно быть очень вкусно.
Анника, не ответив, закрыла меню.
Томас сделал заказ.
Официант ушел.
– Главное – дети, – сказала Анника. – Мы должны прекратить все эти дрязги, научиться говорить друг с другом спокойно, а не ругаться. Ради детей.
Он кивнул:
– Я тоже думал об этом. Какая, собственно, теперь разница. Мы же разделили детей, и теперь я за них отвечаю.
Она подняла голову и посмотрела на него.
– Нет, Томас, – возразила она. – Пока мы были женаты, я занималась детьми, а ты занимался своей карьерой. Ты стал заниматься ими не сначала, а только после той истории с террористом. Теперь мы делим ответственность – ты и я.
Он удивленно уставился на бывшую жену.
Анника не отвела взгляд. На висках Томаса появилась седина. Стало больше морщин вокруг глаз. Он немного раздался. Эта София Потаскуха Гренборг, наверное, печет вкусности к кофе. Томас всегда проявлял слабость к мучному.
Наступило молчание. Где-то в траве рядом с рестораном застрекотали цикады. В отдалении залаяла собака.
Пришел официант с закусками – тонко порезанной ветчиной, сыром и грецкими орехами.
– Можем ли мы ее разделить? – спросил Томас. – Ты это не пробовала? Jamon iberico bellota – лучшее в мире блюдо.
Они молча принялись за еду. Начав есть, Анника не могла остановиться. Она поглощала ветчину и сыр queso man-chego, завернутые в листья грецкие орехи в сладком креме до тех пор, пока не насытилась. После этого она покончила с минеральной водой и выпила целый стакан вина.
Темнота стеной обступила ресторан.
– Я не рассказывала тебе, что сказала Эллен, когда мы с ней в последний раз шли в садик? – спросила Анника. – «Когда я состарюсь, ты умрешь, а потом снова вернешься».
Томас рассмеялся:
– Наша девочка верит в перевоплощение.
– Именно, – сказала Анника.
– Хотелось бы знать, кем она была в прошлой жизни. Интересно, кем она была?
– Махатмой Ганди? – предположила Анника.
– Во всяком случае, не Иосифом Сталиным, – заключил Томас. – Для этого она слишком боится крови.
Они рассмеялись.
В этот момент зазвонил его мобильный телефон. Томас достал его из внутреннего кармана, долго смотрел на дисплей, поколебался, потом встал и повернулся к Аннике спиной.
– Привет, Калле, – сказал он, выйдя на парковку.
Анника смотрела ему вслед, чувствуя, что ей не хватает воздуха.
Ему звонит их сын, но он не хочет, чтобы мальчик знал, что отец ужинает с мамой, чтобы не наживать сложностей с Софией.
Анника встала и положила салфетку на стул. Он решил ее унизить. Она должна сидеть и рассказывать ему, с кем спит, а у него даже не хватает духу признаться, с кем он жрет в ресторане.
