Интересно, а та дверь тоже открыта? Отсюда не видно.
И кто там его ждет? Алис Рами? Убийца Иван Рёссель?
– Ма-ама!
Его зовет Матильда. Он круто поворачивается, закрывает стальную тяжелую дверь и быстро идет, почти бежит по коридору. Он чувствует себя предателем – зачем он сюда поперся? зачем оставил детей одних?
Две минуты – Ян открывает кодированную дверь в кухне и напрямик бежит в спальню.
Открывает дверь и слушает.
Все тихо. Опять тихо. Несколько минут стоит неподвижно. Дети не шевелятся. Спят глубоко и спокойно. Он старается попасть в такт их дыхания, но это ему не удается.
И ему надо спать. Как детям.
Десять минут первого.
Надо спать. Если он будет полуночничать, сломается биоритм, и ночь превратится вдень.
Но ему совершенно не хочется спать.
Он размышляет… собственно, это всего-навсего игра ума, точно так же все начиналось и с Вильямом в ельнике. Но Ян упорно возвращается к одной и той же мысли: как ему незаметно, при этом не подвергая риску детей, пробраться в Санкта-Психо?
17
Уже поздно. Время в баре «У Билла» тянется, как сироп, но спать не хочется – ночные дежурства в «Полянке» сделали из Яна настоящую сову. В свободные дни он спит до десяти, а ложится далеко за полночь. Ритм для него совершенно непривычный, и, хоть он не пьет ни капли спиртного, чувствует себя уставшим.
«Богемос» только что закончили часовую импровизацию, а он тем временем почти допил свое безалкогольное пиво. Рядом за столиком два незнакомых парня обсуждают приемы самообороны.
– А нож? – спрашивает один.
– Нож – другое дело. От ножа не защитишься.
– Да знаю я, но…
– Что – но? Ты кулак, а он по нему ножом…
– Тогда надо мечом запастись, – смеется второй.
Ян в разговор не вступает, попивает свое пиво. Сегодня в баре никого знакомых – ни Лилиан, ни Ханны… никого. Он уже готов идти домой в одиночестве и завалиться спать. Тоже в одиночестве.
Над столом нависает тень.
– Привет!
Ян поднимает глаза – незнакомый парень примерно его возраста. Черные брови и блондинистый конский хвост.
Хотя нет… не совсем незнакомый. Солист «Богемос». Он снял свою черную куртку, и теперь на нем только белая хлопковая футболка. Шея обмотана полотенцем.
– Как дела?
Что на это сказать?
– Спасибо, хорошо.
С таким же успехом можно было ответить «спасибо, плохо». Или «спасибо, все хуже и хуже».
Певец присаживается к столу. Голос у него слегка хриплый, но очень приятный – теплый, дружелюбный. Вытирает лоб полотенцем.
– Мы незнакомы, я знаю… неважно. Все спокойно.
– Конечно… – Ян по-прежнему не понимает, какой тон ему выбрать.
– Но я тебя видел… а ты? Ты меня видел?
– Нет… не понимаю, что ты имеешь в виду.
– С другой стороны заграждения… на своей второй работе. Ты же ездишь в детсад на велосипеде?
Ян ставит кружку на стол. До него доходит смысл сказанного. Он невольно понижает голос:
– Значит, ты работаешь в Санкта… в больнице?
Кивок.
– Ночбез.
– Как это?
– Отдел безопасности, ночной подотдел.
У Яна по спине побежали мурашки. Сердце заколотилось.
Наверняка в подвале все-таки есть камера наблюдения. Его сфотографировали. Или видели. Сейчас прибегут другие охранники, выкрутят руки, начнут допрашивать…
Но его собеседник сидит совершенно спокойно и улыбается.
– Я знаю, тебя зовут Ян. Ян Хаугер.
Ян кивает – что ему еще остается?
– А ты? – Можно попробовать поддерживать независимый тон.
– Реттиг… Парс Реттиг.
– Странно, Парс, что мы встретились здесь…
– Ничего странного. Я знаю, кто ты. И я хотел с тобой встретиться.
– Зачем?
– Затем, что нам нужна помощь.
– Какая помощь?
– Помощь в помощи. Мы стараемся помочь заблудшим.
– Заблудшим?
– Больным в Санкта-Психо… Ты хочешь, чтобы им стало лучше?
Ян молчит. Он нарушает все правила – сидит и болтает с охранником из больницы… а как же обет молчания? Но, как ни странно, он успокоился – Ларе Реттиг, похоже, не желает ему вреда.
– Может быть… а о чем речь? О какой помощи?
Ларе молчит несколько секунд, как опытный оратор перед выступлением, потом наклоняется к нему поближе и понижает голос:
– Запреты. Мы все устали от запретов.
– Кто – мы?
Парс, не отвечая, встает из-за стола:
– Поговорим в другой раз. Я тебя найду. – Он поощрительно улыбается и добавляет: – Ты поможешь нам, Ян. По глазам вижу.
– Что ты видишь?
Реттиг улыбается:
– Что я вижу? Вижу, что ты готов защищать слабых.
18
Все до единого дети в «Полянке» обнимают зверей. В «Полянке», согласно распорядку дня, – час мягкой игрушки. Очередной ритуал. У кого нет своего любимца, может взять в корзине. И воспитатели тоже ходят по школе с мягкими игрушками. Медвежата, тигры и жирафы с тонкими неустойчивыми ногами. Мира таскает за собой длиннющего питона в красную и белую полоску, а у Жозефин – розовый лось.
Звери-хранители, думает Ян. Ему досталась золотисто-желтая рысь. Собственно, не досталась, он сам ее выбрал – правда, после того, как все уже разобрали свои игрушки. Рысь изрядно потрепанная, но миловидная и ничем не пахнет.
– Как его зовут? – спрашивает Матильда.
– Это… Лофти. Ты ведь знаешь, это рысенок. Он прибежал сюда из леса… из далекого леса.
– А зачем? Почему он не остался в своем лесу?
– Потому что он… потому что он любит детей. Он захотел узнать, как вы здесь живете. И поиграть с вами.
У Лео – одноглазый кот, он сжимает его так крепко, что кот сплющился и стал длиннее, чем было задумано.
– А как его зовут, Лео?
– Фредди.
– И кто это?
– Не знаю… погляди-ка.
Лео разжимает маленький кулачок – там лежит кошачий глаз. Он его выковырял.
Ян внимательно смотрит мальчику в глаза и пытается понять – что это? Наивность? Или он так несчастлив? Не понять… Ян знает только, что в другом мире дети носят с собой не плюшевые игрушки, а винтовки и пулеметы.
