– Сюда, Ян!
– Смотри, что я построил!
Дети окружают его, хватают за руки, смеются и лопочут, но ему трудно сосредоточиться. Он все время оглядывается на дверь… вот-вот, в любой момент, ему на плечо ляжет рука и некто строгим голосом прикажет явиться на беседу. На допрос.
Но ничего такого не происходит. Через несколько минут Ян осторожно заглядывает в воспитательскую. Стол пуст. Хёгсмед исчез.
Теперь надо попытаться успокоиться. Наверное, не стоит сегодня подниматься на лифте – а если доктору опять придет в голову заглянуть в подготовительную школу? Но держать эту бомбу в своем шкафу тоже не хочется.
Время до вечера тянется мучительно медленно. Даже когда рабочий день кончился, сотрудники уходили словно бы неохотно, и детей забирали с большими перерывами. Ян разогревает ужин – мясные фрикадельки со сваренной в укропе картошкой, кормит детей, читает им что-то… наконец угомонились.
Без четверти девять. Реттиг советовал ему выбирать время попозже, но Яну не терпится. Андреас сменит его не раньше чем через час.
Он выжидает немного, бросает последний взгляд на спящих детей и спускается в подвал – с Ангелом-приемником на поясе и конвертом под футболкой.
Надо спешить. Почтальоны работают быстро.
Лифт стоит на месте. Он, затаив дыхание, поднимается в комнату для свиданий. Все тихо, все спокойно, все лампы погашены. И прямо к дивану, второй раз не так страшно. Поднимает подушку и замирает – его конверт лежит на месте. Его никто не взял.
Нет! Это не тот конверт, который он сунул под подушку несколько дней назад. Этот толще и больше, и на нем написано большими неровными буквами:
ОТКРОЙ И ОТПРАВЬ ПО АДРЕСАМ!
Ответ. Санкта-Психо откликнулась. Ян некоторое время растерянно смотрит на конверт, потом хватает его, сует под футболку, а под подушку кладет тот, что принес, – бледно-желтый.
В «Полянке» по-прежнему тихо. Только через полчаса Ян слышит звук открываемой двери. Вздрагивает. Но тут же успокаивается. Это Андреас. Как всегда, спокойный, веселый и дружелюбный. Стабильный парень. У него, похоже, вообще нет никаких проблем.
– Привет, Ян! Все в порядке?
– В порядке… Наши маленькие друзья спят без задних ног.
Ян улыбается, надевает куртку и достает из шкафа рюкзак.
Конверт уже там.
– Счастливо, Андреас… Спокойного дежурства. В понедельник увидимся.
Почему этот доктор Хёгсмед не выходит из головы? Почему он все время о нем думает?
Ян закрывает за собой дверь, задергивает жалюзи в кухне и открывает конверт.
Письма из больницы рассыпаются по полу, как карты из колоды. И число почти совпадает – сорок семь штук. Большие, маленькие, с аккуратно наклеенными марками, адресованные самым разным людям в Швеции. Кроме двух: одно письмо предназначено для отправки в Гамбург, другое – в Байю, в Бразилию. Имя отправителя не указано ни на одном письме.
Ян взволнованно раскладывает письма на столе. Похоже на гигантский пасьянс. Передвигает, сортирует, изучает почерки – очень разные, небрежно-торопливые и аккуратные, с наклоном и без… и под конец опять собирает в конверт.
Всё в его власти. Может отправить, может выкинуть.
Перед сном он размышляет… интересно, кто же пишет все эти письма?
Может быть, Иван Рёссель. А почему бы и нет? Он получил больше всех писем. Ответил ли он на эти письма?
А Рами? Пишет ли она кому-то? Вряд ли… ведь и ей никто не пишет. Но сейчас в комнате свиданий под подушкой лежит адресованное ей письмо.
Ян засыпает и тут же погружается в сон – тот самый, который накануне был так грубо прерван. Он с Алис Рами. Они живут вместе в деревне, на ферме. Ни решеток, ни оград, ни даже заборчиков. Они идут по тропинке, свободные и бесстрашные, они оставили позади все жизненные неурядицы, ошибки и несчастья. У Рами на поводке большая коричневая собака. Сенбернар. Или, может, ротвейлер. Сторожевая собака, но очень добрая и подчиняется Рами беспрекословно.
«РЫСЬ»
Краем глаза Ян заметил Сигрид – в двадцать минут пятого она появилась в раздевалке «Рыси». Они вернулись из леса уже с полчаса назад, и пора было закрывать садик.
На обратном пути все было замечательно. Если не считать, что вместо семнадцати ребятишек в группе было только шестнадцать. Но Ян помалкивал. Ни Сигрид, ни дети, по-видимому, просто не заметили отсутствия маленького Вильяма. А Ян помалкивал.
Но ни о чем другом он думать не мог.
Они вернулись в садик, и Ян исчез на десять минут. Даже меньше – ему надо было только добежать до ближайшего почтового ящика. Три маленьких квартала. Он остановился в темной подворотне и достал из кармана шапочку Вильяма.
Конверт с адресом он приготовил еще накануне. Сунул шапочку в конверт, заклеил, бросил в ящик и вернулся на работу.
А сейчас он стоял в раздевалке и беседовал с женщиной, имя которой в тот момент даже вспомнить не мог, а потом вспомнил. Мама Макса Карлссона. Она пришла забрать сына.
Сигрид прервала их разговор.
– Извините, – тихо, дрожащим голосом сказала она. – Ян, можно тебя на минутку?
– Конечно… а что?
Она отвела его в сторону:
– У тебя здесь, в «Рыси», нет лишнего ребенка?
Он посмотрел на нее с хорошо разыгранным удивлением:
– Как это?
Сигрид огляделась:
– Вильям… Вильям Халеви… Отец ждет его в «Буром медведе», пришел за ним… а Вильяма нет.
– Как это нет?
Она обреченно покачала головой:
– Можно, я пробегусь по комнатам?
– Конечно.
Сигрид исчезла. Ян проводил Макса с его мамой, помахал им на прощание и вернулся в раздевалку. Сигрид была уже там. Вид отчаянный.
– Не знаю, куда он мог подеваться… – Она пригладила торчащие волосы. – Я даже не помню, был ли он, когда мы возвращались из леса. Туда он шел с нами… а вот назад… Ты не помнишь?
Ян покачал головой. Вспомнил картинку: Вильям бежит в ущелье.
– К сожалению… я не очень хорошо знаю ребят из «Бурого медведя».
Они замолчали, уставившись друг на друга. Сигрид мотнула головой, будто хотела стряхнуть кошмарное видение.
– Что ж… я пошла к отцу. Но что же делать… надо срочно звонить в полицию.
– О’кей, – сказал Ян.
В груди у него похолодело, точно сосулька застряла в пищеводе.
Надо звонить в полицию.
Началось. Теперь от него мало что зависит.
25
Ни дать ни взять – кадр из фильма про подпольщиков. Или про шпионов. Тайный курьер. Никакого риска Ян не допускает. Он едет на работу кружным путем, как можно более дальним, спрыгивает с велосипеда на пустой улице и бросает письма в почтовый ящик. Сорок семь писем канули в огромный мир. Доброго пути! Сорок семь писем от больных – или как их назвать? Заключенных?
