Ханна с усилием поворачивает ручку и, оглянувшись на Яна, открывает дверь:
– Ну что? Решаешься?
Ян молча кивает.
– Тогда заходи.
Она нажимает кнопку выключателя. Ян входит в убежище, и перед глазами против воли возникает картина: пятилетний до смерти перепуганный мальчик сидит на матрасе в бетонном бункере. Сердце отвечает на это воспоминание парой лишних сокращений… но в свете лампы дневного света он понимает: в убежище никого нет.
Матрас и одеяла лежат на полу – как и тогда. И шкаф из некрашеной сосны стоит на месте. Стальная дверь в противоположном конце заперта.
Ханна уверенно идет к ней:
– Это здесь.
– Дверь заперта. Я уже пробовал ее открыть.
– А причем здесь дверь? Не дверь, а пол… – Она показывает себе под ноги.
– Пол?
Он подходит к ней – и чувствует под ногами какую-то неровность. Толстое ковровое покрытие, но вдруг он наступает на что-то. Под ковром. Какое-то узкое выступающее ребро.
Ковер покрывает весь пол, он выкроен по размеру комнаты, но не приклеен. Его легко поднять и откинуть в сторону, что Ханна и делает довольно уверенно. Ян наклоняется ей помочь.
– Продолжай. – Она передает ему край ковра. – Немного осталось.
Она говорит возбужденно. Подзуживает его, что ли?..
Под ковровым покрытием – бетонная стяжка. А в ней люк. Меньше метра в диаметре. Закрыт толстой крышкой из рифленой стали.
– Вот тебе и вход.
Он ошарашенно смотрит на крышку люка и поднимает глаза на Ханну:
– В больницу?
– В больницу.
– И где этот ход кончается?
– Понятия не имею.
Ян обнажает всю крышку. На ней, оказывается, есть небольшая рукоятка – ее он и почувствовал под ногой.
– Как ты его нашла?
– Искала. Как и ты. Только пошла чуть дальше. И у меня было больше времени.
– И Рёссельтебе помогал?
– Нет.
Ян берется за рукоятку, поднимает крышку и сдвигает в сторону.
Квадратный колодец. Но это не канализация. Что-то электрическое – по стенам бегут пучки толстых кабелей. Колодец неглубокий, метр с лишним, но дальше начинается узкий туннель, уходящий под бетонное покрытие пола, под стальную запертую дверь.
– Спустишься?
– Попробую…
Яну не по себе. Он встает на колени и заглядывает в подземный ход. Полная чернота. Какая-то водопроводная труба втерлась в компанию кабелей. Слой пыли. Слабый запах плесени, хотя, насколько хватает глаз, сухо.
Сухо и вполне можно пролезть. Спуститься в колодец, сгруппироваться – и вперед.
А крысы? Может быть… Он прислушивается. Никакого писка. Все тихо.
– Алло! – громко шепчет он, не решаясь крикнуть.
Молчание. Даже эха никакого.
Он встает и аккуратно задвигает люк. Покрытие оставляет откинутым.
– Мне надо вернуться в садик… нужен свет.
– Где ты его возьмешь?
– Ангел.
32
Ханна, вытаращив глаза, смотрит на аппаратики, которые Ян достал из своего шкафчика.
– И что это такое?
– Электронные мониторы наблюдения. Babyguards. Ты что, никогда не слышала?
– Не-a. И для чего они?
– Видно, что у тебя нет детей. Я же сказал: мониторы наблюдения. Ты можешь находиться за три комнаты от детской и слышать, что там происходит, пока дети спят.
– А родители для чего?
– Не у всех есть время… и потом, чувство защищенности и безопасности. У спокойных детей спокойные родители. – Он вспомнил Вильяма Халеви и добавил: – А беспокойные родители… те, у кого нет уверенности, что их дети в безопасности, часто несчастливы.
Ханна берет одного из Ангелов. Недоверчивая мина так и не сходит с ее лица.
– А зачем они тебе именно сейчас?
– Дисплей работает, как фонарик. И к тому же оставлю один у тебя, чтобы ты меня могла слышать.
Она смотрит на него испытующе:
– И тогда тебе будет, типа… спокойнее?
– Немного.
– Может, я тебя и услышу… но что я могу сделать? Я имею в виду, если тебе понадобится помощь там, внизу…
– Достаточно, если ты меня будешь слышать, – прервал ее Ян.
Страховочный трос. Ангел-хранитель, Ангел-приемник, Ангел-передатчик и Ангел – страховочный трос. Спелеолог лезет в пещеру, а к ноге привязана веревка. Второй конец в руках у напарника.
– Тебе страшно?
– Нет. Я забыл страх дома. В брючном кармане.
Ян улыбается, хотя ему не до улыбок. Он не знает, что его ждет, не знает, патрулируют ли охранники по ночам. Одна надежда – если он наткнется на кого-то, это будет Ларе Реттиг или кто-то из его друзей-подельников. Если им, конечно, можно доверять.
Через пять минут он стоит возле открытого люка. Всего половина одиннадцатого, но здесь, под землей, время не ощущается. Здесь вечная ночь.
Снимает с пояса Ангела и нажимает на кнопку. Дисплей ярко освещается.
– О’кей, – говорит он в микрофон. – Я спускаюсь.
Голос отдается эхом в пустом бетонном бункере, но он не уверен, что Ханна его слышит.
Опирается руками о края люка и спрыгивает вниз. Здесь можно изогнуться и направить свет фонарика в тесный подземный ход. Довольно длинный, во всяком случае, там, куда достигает свет от дисплея, и конца не видно. Ян опускается на колени и вдыхает сухой, пыльный воздух.
– Пора, – говорит он в пустоту.
Сгибается в три погибели и на четвереньках втискивается в туннель, стараясь не задеть головой каменный потолок.
Как в склепе. Каменные монолиты со всех сторон, над головой – бетонная плита, она словно придавливает его к полу.
Клаустрофобия? Ну нет, он должен подавить страх, не думать о гробах и заблокированной двери в сауну с включенным реостатом. Он может дышать, может передвигаться. Проход достаточно широк, чтобы продвигаться вперед без особых трудностей. Только повернуться невозможно. Если что случится, придется пятиться раком.
А что может случиться?
Ян закашлялся. Ему вдруг очень захотелось пить. В воздух поднималась многомесячная, а может, и многолетняя пыль, но он продолжал двигаться вперед. Луч фонаря плясал по бетонным стенам.
Он остановился и направил дисплей вперед. Примерно в десяти метрах ход заканчивался. Или, может быть, поворачивал – как он ни старался, разглядеть не удалось.