Странно – Ян совершенно успокоился. Здесь, в Коридоре Закрытых Дверей, он чувствует себя как дома.
Так… надо считать двери. Ее палата должна быть по правую сторону. Двери совершенно голые – ни табличек, ни номеров. Седьмая с краю дверь выглядит точно так же, как и остальные, но Яну она кажется светлее, более теплого оттенка. За этой дверью, всего-то в шести-семи метрах, его ждут.
Он медленно идет вперед, минуя одну за другой одинаковые двери со стальными рукоятками, с лючками-прорезями рядом с замком.
Седьмая дверь.
Постучать или попробовать открыть?
Лучше постучать.
– Эй! Ты кто такой?
Ян вздрагивает так, что чуть не падает.
Обнаружен.
В дальнем конце открылась дверь, там неподвижно стоит человек и не сводит с него глаз. Но это не Реттиги не Карл. Пожилая женщина. Наверняка из охраны.
Она делает два шага к нему:
– Откуда ты взялся?
Что отвечать?
– Из прачечной.
– Что ты здесь делаешь?
– Заблудился. – Это первое, что приходит в голову.
Женщина молча смотрит на него, потом поворачивается и быстро уходит. Позвать кого-то на помощь?
Надо бежать.
Он бросает последний взгляд на дверь Рами. Так близко, и ничего нельзя сделать.
Впрочем… почему ничего?
Он заглядывает в прорезь. Затем, быстро отстегнув Ангела от пояса, сует его в прорезь и слышит, как Ангел падает на пол.
Коридор по-прежнему пуст. Пока.
Ян влетает в складское помещение.
Быстрые шаги в коридоре. Они уже здесь, но не видели, за какой дверью он скрылся.
Грузовой лифт просторней не стал, но Ян, ни секунды не медля, влезает в тесную кабинку и нажимает на самую правую кнопку.
Слава богу. Лифт вздрагивает и начинает со скрипами и стонами опускаться.
Ян не открывает глаз. Едва дождавшись остановки, толкает дверь. Время за полночь, ему не по себе. Что там с детьми?
Ощупью пробирается вперед – Ангел остался в больнице, надо надеяться, что у Рами. Выход из прачечной в смотровую теперь он находит легко. И тут же замирает. Откуда-то проникает трепещущий свет. Странно – почему свет трепещет?
И пение. Опять пение, похожее на мессу. Где эти псалмопевцы?
Где клочки бумаги, которые он оставил? Если они и на месте, в темноте их не разглядеть.
Вперед, по длинному коридору. Здесь свет, как ему кажется, немного ярче. За поворотом он резко останавливается. Перед ним открытая дверь, и Ян наконец понимает, откуда этот свет взялся.
Стеариновые свечи. Две стеариновые свечи в укрепленных на стене деревянных подсвечниках.
Куда он попал? Где он?
Небольшая узкая комната с деревянными скамьями. На полу стоят холщовые мешки. В дальнем конце – что-то вроде алтаря с потрескавшимся изображением мягко улыбающейся женщины. Часовня?
Ян подходит поближе. Отсюда видно: на раме готическими буквами написано ПАТРИЦИЯ.
Патриция. Ангел-хранитель больницы.
Он поворачивается. Внезапно мешки на полу зашевелились.
Это не мешки. Это больные. Трое мужчин в серых комбинезонах и, как кажется Яну, с такими же серыми лицами. Один постарше, с тяжелыми, как у хомяка, щеками, и двое помоложе, с обритыми головами. Они смотрят на Яна блестящими, без глубины, пустыми глазами. Наверное, от лекарств.
Старший показывает на алтарь и говорит без выражения:
– Патриция хочет, чтобы все было спокойно.
– Мы тоже, – как эхо, подтверждают остальные.
– И я тоже, – тихо произносит Ян.
Старший кивает и подвигается в сторону. Ян осторожно, бочком, проходит между ними и тут же вспоминает слова Реттига: чего только не бывает.
Больные стоят неподвижно, и он выходит в коридор.
Наконец он замечает на полу свою бумажку. Потом еще одну. Из часовни опять доносится пение.
Ян прибавляет шаг.
Еще один коридор, еще несколько поворотов в подземном лабиринте – и он в убежище. По эту сторону Стены.
Закрывает за собой стальную дверь. Знакомый коридор со зверями на стенах, бегом по лестнице.
Путешествие закончено.
Прежде чем закрыть дверь в переход, он прислушивается. Все тихо. Никакой погони.
Он переводит дыхание, заглядывает в спальню и сильно, как от удара током, вздрагивает.
Под одеялом видна только одна головка – Лео. Мира исчезла.
Предатель! Опять пропал ребенок… Опять, опять, опять…
Его охватывает паника, он стоит как парализованный – и внезапно слышит звук спускаемой воды в туалете.
Мире уже почти шесть, она прекрасно справляется в туалете сама, без помощи взрослых.
Она появляется в подушечной и, полусонная, проходит мимо Яна. Даже не заметила его отсутствия.
– Доброй ночи. Мира…
Девочка отвечает что-то нечленораздельное, укладывается в постель и сразу засыпает.
Теперь можно расслабиться. Он тихо заходит в спальню, снимает Ангел-передатчик и относит в свой шкаф. Теперь у него есть связь с больницей – если, конечно, все сработает. Если все будет так, какой надеется.
43
– У всех все нормально? – Пятиминутка «Хорошее настроение», и Мария-Луиза задает свой обычный вопрос.
Тихий, нестройный ответ. Все нормально, но… Наступает зима, небо за окном серое, как прокисшая овсянка. Света явно не хватает. Осенняя депрессия.
Ян промолчал, но никто этого не заметил. Его смена закончилась час назад, но он, несмотря на усталость, задержался. Хотел узнать, не вызвал ли резонанс его неудачный визит в больницу. Не пришел ли ра порт от доктора Хё гем еда о ночном происшествии. Охранница стояла довольно далеко, лица его в слабом дежурном свете она разглядеть не могла, хотя кто ее знает…
Мария-Луиза, во всяком случае, ни словом об этом не упоминает. Но и она тоже, как показалось Яну, немного подавлена. Осенний мрак действует и на ее железобетонную психику.
Хуже всех, похоже, Лилиан. Она склонилась над своей чашкой с кофе, рыжие волосы скрывают лицо. Дремлет она, что ли?..
– Лилиан, – обращается к ней Мария-Луиза. – Что это у тебя?
– Где? Что?
Лилиан поднимает голову, и Ян видит, что она забыла смыть свою татуировку – змею на щеке.
– На щеке… У тебя что-то там нарисовано.
Лилиан машинально проводит рукой по щеке – на пальцах остается след краски.
