Наконец, он подносит микрофон к губам:
– Алло! Алло, Белка…
Никто не отвечает. Ничего не происходит.
Он смотрит на больницу и принимается считать окна. Четвертый этаж, седьмое окно справа. Свет там есть, если он правильно сосчитал в темноте. Бледный потолочный плафон. Плафон закрыт металлической решеткой… чтобы никому не пришло в голову его разбить? Наверное…
Он набирает воздуха и пробует опять:
– Если ты меня слышишь, попробуй показать…
Он смотрит на седьмое окно. Чего он ждет? Что в зарешеченном окне покажется тонкая женская фигура?
Никто не показывается. Но что-то происходит… в окне внезапно гаснет свет. Несколько секунд окно остается совершенно темным, потом свет зажигается вновь.
По спине бежит холодок, точно ему за шиворот вылили стакан ледяной воды.
– Это ты, Белка?
Свет снова гаснет и через несколько секунд зажигается снова.
– Очень хорошо. Выключаешь свет – значит «да». Свет продолжает гореть – значит «нет».
Свет гаснет. Контакт есть.
– Ты знаешь, кто я?
Свет мгновенно гаснет.
– Ян Хаугер… это я посылал тебе письма. Это я сидел когда-то вместе с тобой в детской психушке. В Юпсике.
Свет не гаснет. Почему? Да потому что это никакой не вопрос, соображает он.
– Тебя зовут Мария Бланкер?
Окно становится темным, через пару секунд свет включают опять.
– У тебя было раньше другое имя?
Вспышка темноты. Снова свет. Да.
– Алис Рами? Так тебя звали?
Да.
Наконец-то. Теперь он уверен, что говорит с Рами, и ни с кем другим. У него тысяча вопросов, но ни одного, на который можно ответить «да» или «нет».
Время идет, в голове бухает большой барабан. Он проклинает свою неизобретательность и выпаливает неожиданно:
– Рами, можем мы встретиться? Только ты и я?
Абсурдный вопрос из-за шестиметрового ограждения.
Но после короткой паузы свет гаснет и зажигается снова.
– Замечательно… Скоро ты меня услышишь. Спасибо.
За что он ее благодарит?
Ян смотрит на освещенные окна больницы, и вдруг ему хочется оказаться там, за зарешеченным окном, за колючей проволокой. За стеной. Вместе с Рами.
Он опускает Ангела в рюкзак и уходит в лес. Домой. Надо закончить иллюстрации к ее сказкам, тогда он сможет их ей показать. Когда они увидятся.
Кто она теперь? Зверомастер… Когда-то она создала зверя-хранителя, белку, а теперь создала Яна, чтобы он помог ей выбраться из каменного дома на необитаемом острове, где умирает больная ведьма. Она создала Яна – Зверя-Защитника.
ЮПСИК
Они так и сидели рядом. Рами положила ладонь на его руку, на повязку на запястье. Ян все ей рассказал – о двух сутках в запертой сауне, о попытке утопиться в пруду… Нельзя сказать, чтобы ему стало намного легче, но – что сделано, то сделано, и он об этом не жалел.
И Рами слушала, не перебивая, как будто этот рассказ имел для нее какое-то значение. Он закончил свое повествование, и она тихо спросила:
– А ты кому-нибудь об этом рассказал?
Ян покачал головой:
– Нет… но они-то уверены, что рассказал. Во всяком случае, один из них. Торгни. Он звонил мне три дня назад. И он напуган, по голосу было слышно. Они уверены, что я настучал на них. – Ян опустил голову. – Я знаю, они ждут меня в школе. Они будут продолжать…
Он замолчал. Ему становилось страшно даже при мысли о Банде четырех. Он спрятался за колючей проволокой Юпсика – а им никуда не надо прятаться. Они на свободе, они счастливы, у них друзья. Много друзей. А у него только Рами.
– Если бы можно было… – продолжил Ян тихо. – Если бы было можно нажать кнопку… Если бы была такая кнопка – р-раз, и все кончено. Я даже и сопротивлялся-то не очень. Пока они тащили меня в сауну… думал, что лучшего я и не заслуживаю…
– Нет. – Голос Рами прозвучал неожиданно громко и решительно.
– Да.
Наступило молчание.
– Я ими займусь, – неожиданно сказала она.
– Как это?
– Пока не знаю… Но как только я уйду отсюда, я ими займусь.
– И когда же это будет?
– Скоро.
Ян посмотрел на нее и понял. Рами не сказала «когда меня выпишут», она сказала «когда я уйду». Она имела в виду побег.
– И как же ты уйдешь?
– У меня много знакомых.
Она встала, подошла к черной драпировке на стене и приподняла ткань. Там стоял старый черный телефон.
– Работает? – спросил Ян.
Она молча кивнула.
– Хочешь кому-то позвонить?
Ян отрицательно покачал головой. Звонить ему было некому.
– А я иногда звоню своей сестре в Стокгольм. И вообще… кому хочу, тому и звоню.
Ее уверенность заразила Яна.
– У меня есть школьный каталог. Можешь посмотреть на их фотографии. Имя, адрес – там все есть.
– Уже что-то…
Ян хотел сказать ей что-то, что прозвучало бы весомо, глубоко, благородно, но Рами его опередила:
– Кстати, и ты можешь кое-что для меня сделать.
– Что?
Она поднялась с загадочным видом:
– Пошли… я тебе покажу.
Рами вывела его в коридор, быстро огляделась и повела к ординаторской. Часы на стене показывали полседьмого, значит, сотрудники уже разошлись по домам. Дверь в ординаторскую заперта, но рядом с дверью висел большой плакат с десятком подписанных фотографий.
МЫ РАБОТАЕМ В ОТДЕЛЕНИИ № 1б
Рами показала на фотографию улыбающейся женщины с косой челкой в больших очках:
– Это она.
Ян тут же опознал женщину на снимке. Это была та, которую Рами называла Психобалаболкой. Под фотографией подпись: Эмма Халеви, психолог.
– Это она помешала нам закончить концерт? – спросил он. – И заперла тебя в Дыре?
– Она. И это она украла мой дневник.
Ян кивнул – он помнил ярость Рами.
– Она читала его. У меня была точно такая же тетрадь, как я тебе дала. Дневник. Я исписала пятьдесят страниц, но она его украла.
Ян не отводил взгляд от фотографии.
– Завтра меня здесь не будет, а когда меня не будет, сделай что-то, чтобы ей стало страшно. Написай ей на письменный стол. Или намалюй что-то на ее двери. Сделай так, чтобы ей стало страшно.
