Лилиан и Ханна совершенно непохожи, но, как выяснилось, у них есть общий интерес: не успев выпить кофе, пошли на улицу – покурить. Стояли у низкого забора, курили, о чем-то разговаривали, Лилиан говорила, а Ханна согласно кивала. Похоже, у них вполне доверительные отношения.
Мария-Луиза проследила за его взглядом, увидела курящую парочку и нахмурилась. Но когда женщины вернулись, на лице ее по-прежнему играла приветливая улыбка.
Чаще всего она улыбалась четвертому сотруднику, молодому парню по имени Андреас. Он не курит, пользуется снюсом. Широченные плечи, большие заскорузлые руки… Скорее напоминает строительного рабочего, чем воспитателя детского сада, но излучает спокойствие и надежность. Его, похоже, вообще ничто особенно не волнует. Скала, а не парень.
Главный врач Хёгсмед тоже задержался выпить кофе. Представил Яна, сказал, что выбор пал на претендента мужского пола – из чего Ян сделал вывод, что был как минимум еще один кандидат. После этого Хёгсмед замолчал и предоставил говорить другим.
А о чем, собственно, говорить? Правила он только что прочитал и не собирался их нарушать – по крайней мере, сегодня. Про больницу Святой Патриции говорить нельзя. Про детей нельзя. Так о чем же говорить?
– А кто была святая Патриция? – спросил он.
Доктор уставился на него:
– Святая, разумеется.
– Да, но что она такого сделала, чтобы стать святой? И когда жила? Вы не знаете?
Никто не проронил ни слова.
– У нас здесь святые – большая редкость, – мрачно проронил Хёгсмед и криво усмехнулся.
Опять повисло молчание. Ян спросил Марию-Луизу, как организовано рабочее время.
– «Полянка» работает круглосуточно, – ответила она и опять улыбнулась, точно в факте круглосуточной работы было что-то веселое. – У нас троих детей не забирают, так что они и ночуют здесь. – Она помолчала. – Один воспитатель остается на ночь. Как вы на это смотрите, Ян?
– Нормально.
Яну показалось, что кто-то постучал в окно, и он быстро обернулся. Дождь. Капли косого дождя отскакивали от стекла, как маленькие алмазики. Отсюда видны часть стены и крыша больницы.
– У вас есть семья? – услышал он голос Лилиан – и понял, что вопрос адресован ему.
Вопрос неожиданный. А ей-то что? Но Ян рефлекторно улыбнулся:
– Можно сказать… Младший брат учится на врача в Лондоне. И мать в Нордбру. А жены, если вы это имели в виду… жены нет. И своих детей нет.
– Подруга? – быстро спросила Лилиан.
Ян открыл было рот, чтобы ответить, но в разговор вмешалась Мария-Луиза.
– Это чересчур личный вопрос, Лилиан, – сказала она беспокойно.
Ян отметил, что ни у Лилиан, ни у Ханны обручальных колец нет. Он покачал головой. Нет. Пусть догадываются, что это значит. То ли подруги у него нет, то ли не хочет отвечать на этот «чересчур личный вопрос».
– А как вы проводите свободное время, Ян? – Доктор Хёгсмед.
– По-разному… интересуюсь музыкой, сам немного играю на ударных. И рисую.
– Рисуете что?
Ян помедлил немного – почему-то именно этот вопрос, а не любопытство Лилиан, показался ему «чересчур личным».
– Комиксы… старое пристрастие.
– Вот как… для какой-нибудь газеты?
– Нет… для себя. Работы – начать и кончить.
– Покажите детям. – Мария-Луиза дружелюбно улыбнулась. – Мы им очень много читаем.
Ян кивнул, хотя сильно сомневался, захотят ли дошкольники рассматривать и читать его серию о Затаившемся. Слишком много ненависти.
В спальне кто-то тихо вскрикнул. Мария-Луиза насторожилась, Андреас повернул голову и прислушался.
– Похоже, Матильда, – тихо произнес он.
– Да… – подтвердила Мария-Луиза. – Ей постоянно что-то снится.
– Все время фантазирует, – кивнула Лилиан.
Все затихли – прислушивались к звукам из спальни, но крик больше не повторился.
Хёгсмед потер глаза и посмотрел на часы:
– О’кей, Ян. Вам, должно быть, пора домой?
– Да… конечно. Надо успеть на поезд.
Он понял намек – Хёгсмед хочет его выпроводить и выслушать мнение остальных воспитателей: что они думают о новичке?
– Я позвоню вам, Ян. Номер у меня есть.
Ян приветливо улыбнулся и обменялся рукопожатиями со всеми.
Осенний дождь кончился.
У бетонной стены никого не было. Но само здание клиники казалось живым. Серо-зеленый фасад потемнел от дождя, и Санкта-Патриция нависла над «Полянкой» как каменный колосс. Голем.
Он остановился у стены и еще раз посмотрел на больницу. Смотрел долго – вдруг чья-то тень мелькнет в одном из окон, лицо или рука прижмется к стеклу? Ничего похожего. Он словно очнулся – а если его заметит кто-то из охранников и решит, что он сумасшедший?
Он в последний раз оглянулся на «Полянку» и пошел дальше.
Бетонная стена произвела на него неизгладимое впечатление, но он заставил себя о ней не думать. Попытался сосредоточиться на «подготовительной школе». Маленький дом со спящими детьми.
Это всегда так – детские сады похожи на оазисы мира, доверия и защищенности.
Он и в самом деле хотел получить место, хотя нервы были напряжены до предела. Пристальный и даже подозрительный взгляд Хёгсмеда, шапочный тест… и, самое скверное, разговор насчет его профессиональной биографии.
Но то, что случилось в «Рыси», в «Полянке» не повторится.
Тогда он был молод. Двадцатилетний воспитатель, к тому же немного не в себе.
5
Ливень кончился, ушел на север; осенний воздух в Валле чист, холоден и прозрачен. Городок лежит в низине, как в кастрюле, окруженный со всех сторон невысокими холмами. Ян опять миновал квартал вилл, перешел мост через железную дорогу и спустился в деловой центр. Тут было полно подростков и пенсионеров. Молодежь толпилась у магазинов, пожилые отдыхали на лавках. Собаки на поводках, голуби у корзин с мусором. Детей, как ни странно, почти нет.
До поезда в Гётеборг оставался час, так что вполне есть время прогуляться. Почему-то в первый раз за все эти недели он задумался: а каково это вообще – жить в Валле? Если получит работу, придется сюда переехать.
Ян вышел на неизбежную в каждом городке Стургатан
[2]
, и тут же в кармане внезапно зазвонил телефон. Он отошел к кирпичной стене, чтобы не мешал ветер, и нажал кнопку.
– Ян? – Скрипучий бессильный голос. Мать. – Что ты делаешь? Ты в Гётеборге?
