Она ставит кастрюльку с молоком на плиту.
Садятся за стол. Где же веселая, разбитная Лилиан из бара «У Билла»? С кокетливой змейкой на щеке? Ее нет. Ян никогда не видел ее такой усталой, такой погасшей. Она ставит на стол две кружки с шоколадом:
– Значит, Ханна рассказала про Ивана Рёсселя.
– Рассказала.
– Что он сидит в Санкта-Психо?
– Да. Я много читал о нем.
– Еще бы не читал! Он же знаменитость. Суперзвезда… А жертвы преступления остаются никому не известными… Кому охота говорить с человеком, который все время плачет… Так что мы горюем в тишине, а убийцы становятся кумирами.
Ян не возражает.
– А с Марией-Луизой ты тоже говорил на эту тему?
– Нет. Только с Ханной.
– Слава богу… – Лилиан шумно выдохнула и, как показалось Яну, немного оживилась. – Это хорошо. Мария-Луиза тут же передала бы руководству.
Они помолчали.
– А что передавать? – осторожно спросил Ян.
Лилиан ответила не сразу – очевидно, обдумывала, что говорить, а что – нет.
– Встреча… Мы хотим организовать встречу с Рёсселем. Ханна все организовала, ей помог один из охранников.
– Встречу? На какой предмет?
– Мы хотим получить ответ… попытаться заставить Рёсселя заговорить.
– О чем?
– О Йоне Даниеле.
– О твоем брате?
Она печально кивает.
– Его уже нет.
– Я знаю… я о нем читал.
Она вздыхает.
– Я должна узнать, почему и как все произошло. – Она не поднимает глаз. – А ответа нет. Все… все во мраке. Все время кажется, что это все не на самом деле, что ты спишь. У меня несколько месяцев было такое ощущение. А потом поняла, что не сплю… что его и в самом деле нет. Думала, пройдет, ан нет. Не проходит. Грызет и грызет. А с отцом еще хуже. Он уверен, что Йон Даниель жив. Сидит и ждет у телефона… Каждый день.
Ян не перебивает. Он чувствует себя, как психолог. Как Тони.
– Но ведь Рёссель не давал признательных показаний? – тихо спросил он, когда Лилиан надолго замолчала.
– Рёссель – психопат. Он неспособен чувствовать вину, поэтому и не признается. Рассказывает полуправду, потом отказывается от своих слов. Единственное, что ему нужно, – всеобщее внимание. Для него это игра.
– Ты его ненавидишь?
Она посмотрела на Яна с внезапной злостью:
– Йон Даниель погиб, ему было отпущено всего девятнадцать лет жизни. А Рёссель даже не наказан. О нем позаботились. У него бесплатное жилье, бесплатное питание… он здесь неплохо устроился, в Патриции.
Ян вспоминает бесконечные пустынные коридоры:
– Ты уверена, что там все так уж хорошо?..
Она кивает:
– Особенно для таких «звезд», как Рёссель. Он получает лечение, лекарства, ходит на психотерапевтические сеансы… врачи греются в лучах его славы. А Йон Даниель… он лежит где-то, мертвый и всеми забытый. И моя жизнь катится под откос. Горе, ненависть… человек иссыхает. День за днем.
Поэтому ты и пьешь так много? – чуть не спросил Ян, но удержался. Ему очень хорошо понятно, какие чувства вызывает Рёссель в душе Лилиан. Он и сам испытал когда-то нечто похожее – к Торгни Фридману и Банде четырех.
– Так, значит, ты устроилась в подготовительную школу из-за Йона Даниеля?
– Думала, сама смогу разыскать Рёсселя… но не вышло. Наконец решилась и попросила Ханну. У нее что-то получается.
– А ты за нее не беспокоишься?
– Что она ходит в клинику? Нет… она же лично не встречается с Рёсселем. Обменивается записками. Никакого риска.
Ян не возражает.
– Никто, кроме Ханны, даже не знает, что я сестра Йона Даниеля. В газетах мое имя, как мне кажется, даже не упоминали, никаких интервью я не давала. Все это досталось родителям. Они держали его школьное фото и рыдали прямо в камеру. Умоляли: если кто хоть что-нибудь знает, сообщите! Сообщите! Никто ничего не сообщил… и нас постепенно забыли.
Она глубоко, с всхлипом, вздохнула.
Ян постарался быстро осмыслить ее рассказ. Ханна обменивается записками с Рёсселем…
– И что хочет сам Рёссель? Выйти на свободу?
Лилиан яростно поджимает губы. Она уже не такая безвольная, как в начале разговора.
– Рёссель не выйдет на свободу. Он на это рассчитывает, но на свободу он не выйдет. Он только поговорит с нами.
– Когда?
– В следующую пятницу. Вечером. В больнице будут пожарные учения.
Ян кивает.
– Будут репетировать экстренную эвакуацию. Все пациенты должны покинуть палаты. Так что в коридорах будет давка.
Ян вспомнил пустые взгляды больных в подвале. Больных из открытого отделения, которых он в полутьме принял за мешки.
– И что будет с Рёсселем?
– Охранник, с которым Ханна знакома… Карл пропустит Рёсселя в комнату свиданий.
– Где вы его будете ждать?
– Мы встретим его там и поговорим. Пусть расскажет, куда дел тело Йона Даниеля.
– Ты и вправду на это надеешься?
– Я не надеюсь, я знаю. Он обещал Ханне.
Ян сомневается:
– А если все пойдет наперекосяк?
– Все может быть… но мы постарались исключить всякий риск. Нас четверо, я, брат и двое друзей. Предусмотрели все. Я несколько раз приводила брата в «Полянку». Для, так сказать, рекогносцировки.
– Вечером?
– Да.
– Дети его видели.
– Ну да?
– Мира видела мужчину, он стоял около ее кроватки. Так что вы не так уж осторожны, как вам кажется.
– Достаточно осторожны. – Она внимательно смотрит на Яна. – Теперь ты все знаешь. Ты с нами?
– Я? В каком смысле?
– Можешь помочь? Скажем, тому, кто будет стоять на стрёме?
– Не знаю… надо подумать.
Пациенты покидают палаты. Давка в коридорах. И Рами, конечно, тоже выпустят из палаты, как и всех остальных.
На следующее утро у Яна заказано время в домовой прачечной. Он спускается в подвал, раскладывает белье на столе – светлое отдельно, темное отдельно – и загружает две машины. Включает обе и поднимается к себе. По пути ему попадается табличка «ЛЕГЕН», и он останавливается. Не стоит, наверное, больше его беспокоить. Но вдруг он осознает, что Леген ему симпатичен. Сам по себе.
И звонит в дверь.
Не сразу, но дверь открывается.
