– Суй его туда. Не тяни резину…
Ян приподнимает тяжелое тело. Как его затолкать в тесный лифт? На поясе Карла пустое гнездо для баллончика с газом и целый пучок белых пластиковых браслетов – точно таких, каким связаны его руки. Браслетов, готовых замкнуться на чьих-то запястьях.
Ему все же удается запихать Карла в кабину, но он успевает выдернуть пару браслетов и сунуть их под свитер. Кажется, Рёссель не заметил.
– Пошли.
Яну ничего не остается, как следовать за Рёсселем. Вернее, вести его за собой. Из прачечной в смотровую, из смотровой в коридор к убежищу. Остановиться он не может – каждый раз, какой замедляет шаг, получает чувствительный пинок в загривок и чувствует прикосновение к шее холодной бритвенной стали.
Глаза невыносимо жжет, руки в крови.
Что случилось? Что же там, наверху, произошло? Откуда у него бритва?
Как Ивану Рёсселю удалось покончить со здоровенным, обученным охранником? Как они оказались в лифте?
А Рами? Это же она должна была спуститься на лифте!
– Не заблудись… – говорит Рёссель. – Если что, смотри на бумажные метки…
И в самом деле – клочки бумаги еще с тех пор лежат на полу. Но Ян не заблудится. Он здесь как дома. Через коридоры, через убежище – в подземный туннель «Полянки», по-прежнему ярко освещенный лампами дневного света.
Около лифта Ян останавливается.
– Они тебя ждут там, наверху… – тихо говорит он. – Ты ведь знаешь, правда? Семья… они хотели поговорить с тобой об исчезнувшем юноше. О Йоне Даниеле…
– Хотели поговорить? – Рёссель покачал головой. – Они хотели убить меня, а не поговорить. Карл продал меня им. За деньги.
– Нет… они просто хотели узнать…
– Они хотели меня убить. Они хотели меня убить, и я это знаю совершенно точно. – Он сильно толкнул Яна по направлению к лестнице. – Мне, кроме тебя, верить некому. Уходим.
Рёссель все время говорил тихо и внятно. Учитель. Привык объяснять и читать наставления.
Он пинками заставляет Яна подняться по лестнице.
– Открывай.
И Ян открывает дверь магнитной карточкой. Что ему остается делать?
Они проходят через раздевалку. Мимо шкафчика Яна, где лежат книжки Рами с его иллюстрациями. Как он хотел показать их ей!
На крючке висит одежда Андреаса – куртка и кепка. Рёссель, ни секунды не задумываясь, надевает их на себя, открывает наружную дверь и выводит Яна во двор.
Ночь холодная, куда холодней, чем казалось Яну, когда он час назад приехал в «Полянку». Но от холода боль в глазах немного стихла.
Он смаргивает слезы и оглядывается. На парковке больницы пульсируют красные и голубые мигалки. Пожарные учения в разгаре. Он с самого начала обратил внимание, что от Рёсселя пахнет дымом.
Рёссель даже и не смотрит в сторону больницы:
– У тебя есть машина?
Ян кивает. Незапертая «вольво» стоит в ста метрах от «Полянки».
– Пошли.
У машины Рёссель лезет Яну в карман брюк, достает оттуда мобильник и сует в куртку Андреаса.
Еще одно быстрое движение рукой с бритвой – и Ян чувствует, что руки его свободны.
– В машину, приятель.
Он заталкивает Яна на водительское место, бросает Ангела на сиденье рядом, а сам садится сзади.
В машине запахи еще сильнее – дым, слезоточивый газ, бензин.
– Поехали.
Рами…
– Я не могу вести машину. Ничего не вижу.
– Дорогу-то ты видишь. Главное, отъехать от психушки. Держи прямо, потом я подскажу.
– Где Рами? – делает Ян последнюю попытку.
– Забудь ее. Никакой Рами в этой каталажке нет… Ты говорил со мной. Все время говорил со мной, и больше ни с кем.
– Но это же Рами написала эти…
Рёссель прижимает бритву к его шее.
– Поезжай, – говорит он с угрозой. – А то будет как с Карлом. От уха до уха…
Ян поворачивает ключ и нажимает на педаль газа. Все бессмысленно.
Рёссель ни на секунду не отнимает лезвие от его шеи, и ему ничего не остается, как вести машину подальше от Санкта-Патриции, от стены, от «Полянки»… от возможности когда-либо вновь увидеть Алис Рами.
Подальше от огней города. В темноту.
52
В эту ночь Ян везет убийцу. В руке убийцы опасная бритва. Но в то же время Ян понимает, что убийца из каких-то соображений не хочет его убивать. Чем-то Ян ему интересен. Рёссель, не отнимая бритву от шеи Яна, дотянулся до панели, подкрутил регулятор тепла и заботливо спросил:
– Не слишком жарко?
– Нет.
Усыпляющее шипение вентилятора печки. На улице мороз, а в машине лето. Холодит только стальное лезвие у шеи.
– Сверни направо, – спокойно произносит Рёссель на перекрестке.
Ян послушно сворачивает направо. Глаза жжет поменьше, зрение понемногу восстанавливается.
На улицах никого, только два такси попались навстречу.
– Прямо.
Ян продолжает прямо.
Они минуют центр, потом пустые, плохо освещенные улицы промышленного района и выезжают на гётеборгскую автомагистраль. Там тоже никого.
– Прибавь.
Их обгоняет на большой скорости груженая фура. По обе стороны дороги – мерцающие огоньки хуторов. Вот и все признаки жизни. Вечер пятницы, холодно, люди прячутся по домам. Дорогу, само собой, никто не охраняет. Ее и днем-то никто не охраняет – на сотни километров ни одного полицейского.
– Вот мы и выехали из города, – с той же учительской интонацией произносит Рёссель. – Наедине с природой.
Ян не отвечает. Он ведет машину.
Через десять минут следует новый приказ:
– Сверни вон там.
Знак «Р». Стоянка. Площадка отдыха, освещенная двумя фонарями – один на въезде, другой на выезде. Пусто.
Ян сворачивает и тут же тормозит – хочет остаться поближе к кругу света от фонаря. Странно – Рёссель не протестует.
– Заглуши двигатель…
Ян послушно поворачивает ключ, и в уши ударяет неправдоподобная, магическая тишина. Он словно оглох.
Рёссель глубоко вздыхает:
– Наконец-то… наконец-то он исчез… Запах больницы исчез.
Исчез? Пахнет, как и раньше, – газ и бензин. Или какая-то зажигательная жидкость.
– Что произошло в больнице?
– В больнице был пожар. Как и намечалось, – усмехается он. – Я заранее натаскал в палату растворителя из художественной мастерской. Стащил зажигалку, вылил растворитель в коридоре и поджег.