– Но ритуал…– возразил было третий.
– Да Равахш с ним, с ритуалом! – дружно закричали остальные.
Они поладили бы, если бы к ним, размахивая мечами, не подбежали шестеро остальных…
– Ого! – насмешливо сказал светлорожденный.– Не ушибите друг друга этими железками!
У самого Нора имелся кинжал. Такой же, впрочем, скверный, как и мечи.
Один из шестерых, не раздумывая, бросился на северянина.
Он занес меч, но светлорожденный нырнул под клинок, перехватил руку противника и всадил кинжал в левое подреберье конгая. Прикрывшись им, как щитом, воин избежал еще одного удара, перехватил меч и проломил им голову второго нападающего. Тогда, отбросив кинжал, он вырвал из руки поверженного меч и бешено завертел обоими клинками.
– Ну, слизняки! – зарычал он.– Вашему Равахшу нужно мясо? У него будет много мяса! – И сделал шаг вперед. К его удивлению, противники отступили. Они не привыкли сражаться вместе, и каждый почувствовал себя один на один с бешеным северным воином.
– Кто не хочет к Равахшу, меч наземь! – крикнул Набон из-за спины северянина. (Он тоже предусмотрительно отступил подальше от вертящихся мечей.)
«Лекарь! – пренебрежительно подумал сын Асхенны.– Разве воины откажутся от оружия?»
Ему пришлось удивиться еще раз: конгаи поспешно побросали мечи на траву.
– Возьмите мертвых и выбросьте их за ворота! – приказал Набон.
Конгаи заколебались.
– Делать что сказано! – заревел Нор.– Выпотрошу всех!
Убитых тут же подхватили и поволокли к воротам.
За эти несколько минут все ссыльные собрались вокруг Набона и светлорожденного. Все, кроме «слуги Равахша», в одиночестве сидевшего на траве.
– Ты и ты! – приказал Набон двоим конгаям.– Идемте со мной! – И двинулся к «слуге». Светлорожденный пошел с ним. Остальные ссыльные – тоже.
– Ты любишь Равахша? – спросил он невозмутимо сидящего конгая.
– Люблю! – Прищурившись от яркого света, «слуга» взглянул на маленького конгая.
– Любишь! Да! – Набон наклонился и точным ударом ножа пронзил сердце жреца.
– Выбросьте и его! – приказал он двоим конгаям. И светлорожденному, виновато: – Его нельзя было оставлять в живых! Это заразная болезнь!
– Если ты все болезни лечишь так, лекарь,– усмехнулся северянин,– я предпочту не болеть!
Все трупы были выброшены наружу, а ворота заперты.
Шестнадцать конгаев окружили северянина и Набона.
– Командуй! – шепнул другу маленький лекарь.
– Может быть, ты? – возразил светлорожденный.– У тебя неплохо получается, и они – твои соплеменники!
– Насчет соплеменников ты не прав! А командиром я предпочитаю видеть тебя! Уверен, и они – тоже! Достойные! – воскликнул он на языке Империи.– Готовы ли вы, как и я, вручить свою судьбу этому воину? – Он указал на светлорожденного.
– Нечестный ход! – проворчал Нор. Но его слова утонули в дружном одобрении ссыльных:
– Да! Да!
– Хорошо! – крикнул сын Асхенны, и его привычный к командам голос перекрыл восклицания конгаев.– Я буду вашим вождем! А теперь – тихо!
Голоса смолкли. Светлорожденный выдержал паузу, а потом негромко произнес:
– Я хочу выжить! – Снова пауза.– И хочу, чтобы выжили вы!
Полминуты он молча смотрел в глаза каждому из ссыльных.
Большинство смущенно опускали взгляд.
– Но половина из вас наверняка умрет!
Снова поочередно заглянул каждому в глаза.
– Ты, приятель, подойди! – вдруг приказал он широкоплечему рослому конгаю, бедра которого обертывала ярко-синяя ткань.
Конгай шагнул вперед. Свирепый взгляд северянина его совершенно не смутил.
– Мое имя Иром, достойный! – заявил он.
– Я видел тебя среди тех, кто пошел за дровами, а принес трех покойников!
– Да! – Тон конгая был уважителен, но лишен подобострастия. Удлиненные карие глаза с любопытством разглядывали северянина.
– Хорошо,– сказал Нор, еще раз оглядев ссыльных.– Я позабочусь о вас! – Его маска простого десятника дала трещину, из которой выглянуло лицо светлорожденного Империи и военачальника.– Иром и ты, Набон, останьтесь! Я буду говорить с вами наедине. Остальных не задерживаю!
Ссыльные неохотно разошлись. Они с удовольствием послушали бы разговор.
– Ты был с теми, первыми, и ты вызвался добровольцем, да? – спросил светлорожденный, когда они остались втроем.
– Да, достойный!
– Но больше ты в Лес не пошел?
– Я не трус! – сказал конгай.– И люблю иногда рискнуть. От скуки. Но я не из тех, кто станет босой ногой давить ядовитую змею!
– Неплохой ответ, солдат! Ты ведь воин, не так ли?
– Нет, достойный! Я комедиант!
Светлорожденный скептически оглядел мускулистую фигуру:
– Дай-ка мне руку!
Конгай протянул ему ладонь, а когда Нор ощупал ее, улыбнулся.
– Ты не похож на комедианта,– светлорожденный отпустил его руку.
– От шеста, достойный, остаются такие же мозоли, как и от меча!
– А ты – на простого моряка-воина! – парировал Иром.
– Я был десятником! – сказал светлорожденный.
– Прости, достойный, но и на десятника ты не похож.
– А на кого я похож? – спросил молодой воин. Конгай ему нравился.
– Ты похож, достойный, на светлорожденного Империи. Кстати, следы перстней на твоих пальцах еще заметны.
– Ты с кем-нибудь поделился своими… наблюдениями?
– У меня, светлейший, такой короткий язык, что я сам иногда удивляюсь. Если тебя устраивает обращение «достойный», я сохраню его.
– Буду признателен! – кивнул Нор.– У тебя есть друзья среди ссыльных?
– Двое. Если ты готов положиться на меня, можешь на них рассчитывать! Они – комедианты. Такие же, как и я! – Конгай подмигнул.
– Я рад, что ты с нами, Иром! – честно сказал светлорожденный.– А теперь слушай. Я собираюсь выйти из лагеря!
– Валяй! – ответил конгай, не скрывая своего огорчения.– Ты мог бы стать для нас хорошим вождем.
– Пожалуй,– светлорожденный не обратил внимания на его тон.– И я пойду один. Любой из вас только помешает мне.
– Зря! – Конгай ухмыльнулся.– Даже у хорахша должен быть выбор!
– Помолчи! Я пойду один, и я вернусь. Но прежде ты расскажешь мне все, что видел в джунглях.
– Не желаю тратить слов зря! – нахмурился Иром.– Первый твой шаг в зарослях станет последним.
