Дукер взглянул на север. Другая сторона острова заросла спартиной,
[9]
которая заполнила даже излучину. На другом берегу возвышалось несколько мёртвых деревьев, за ними широкий склон поднимался к крутому холму. Его слишком правильная форма подсказывала, что это тель. На его плоской вершине расположилась армия; оружие и доспехи блестели в утреннем свете. Тяжёлая пехота. Тёмные знамёна поднимались среди шатров позади двух заградительных линий титтанских лучников. Титтанцы начали спускаться по склону.
— Это Камист Релой и его отборные войска, — пояснил Лист. — Он их ещё в бой не бросал.
На востоке продолжались ложные атаки и вылазки между всадниками клана Куницы и их титтанскими и хиссарскими противниками, а пехота Сиалка и Хиссара продолжала медленно, но неуклонно подбираться к укреплениям виканцев. Между этими легионами колыхалось море крестьянской армии.
— Если эта орда решится атаковать, — проговорил Дукер, — наши их и не удержат.
— Решится, — мрачно заявил Лист. — Если нам повезёт, они будут выжидать слишком долго и мы получим пространство для отступления.
— Именно такой риск и любит Худ, — пробормотал историк.
— Земля у них под ногами шепчет о страхе. Некоторое время они двигаться не будут.
— То, что я вижу, — это всецелый контроль или только иллюзия такового?
Лицо капрала слегка дрогнуло.
— Иногда это одно и то же. В смысле результатов. Единственное различие — так, по крайней мере, говорит Колтейн — в том, что, когда доходит дело до кровопролития, иллюзии распадаются на куски, а настоящее, неподдельное — впитывает удар.
Дукер покачал головой.
— Кто бы мог предположить, что виканский вождь думает о войне в таких… алхимических образах? А ты, капрал? Он тебя сделал своим протеже?
Юноша смутился:
— Я всё время умирал на учениях. Было много времени, чтобы торчать рядом и подслушивать.
Скот теперь двигался быстрее, волна за волной скрывалась под тучей пыли, укрывшей брод. Дукеру показалось даже, что движение слишком быстрое.
— Четыре с половиной фута глубина, четыреста шагов в длину… да эти животные должны еле-еле ползти по броду. К тому же как удержать скот на мелководье? Собакам придётся плыть, погонщиков будут сталкивать на глубину, а в такой густой пыли кто вообще хоть что-то увидит?
Лист промолчал.
На другой стороне реки загрохотал гром, ему вторила быстрая дробь. Столбы дыма взметнулись вверх, а в воздухе разлилось лихорадочное напряжение. Чародейство. Семакские маги-жрецы. И против них — одна девочка.
— Слишком долго! — взорвался Дукер. — Какого Худа вся ночь ушла на то, чтобы только перевезти повозки? Стемнеет, а беженцы ещё даже не начнут двигаться.
— Наступают, — сказал Лист. Его лицо было покрыто грязным от пыли потом.
На востоке пехота Сиалка и Хиссара добралась до внешних укреплений. Воздух потемнел от стрел. Конники клана Куницы дрались на два фронта — с титтанскими копейщиками спереди и вооружённой пиками пехотой на правом фланге. Виканцы пытались отступить. Земляные валы удерживали морпехи капитана Сна, виканские лучники и разрозненные вспомогательные подразделения. Они уступили первую линию закалённой пехоте. Орда вскипела на склонах за передним рядом валов.
На севере два легиона титтанских лучников ринулись вперёд, чтобы укрыться среди деревьев. Оттуда они начнут обстреливать скот. И некому их разогнать.
— Вот она и рассыпается, — проговорил Дукер.
— А вы не лучше Релоя. Сэр.
— Что ты имеешь в виду?
— Слишком рано нас списываете со счетов. Это не первый наш бой.
Из рощи на берегу донеслись слабые крики. Дукер прищурился, силясь что-то разглядеть сквозь завесу пыли. Титтанские лучники выли, метались, пропадали в высокой траве под мёртвыми деревьями.
— Да что, Худ побери, там с ними творится?
— Старый, голодный дух, сэр. Сормо пообещал ему день тёплой крови. Один последний день. Прежде чем он умрёт, угаснет или что там происходит с духами.
Лучники обратились в бегство и снова оказались на склоне у подножия теля.
— Вот и последние ушли, — заметил Лист.
Сначала Дукер подумал, что капрал говорил о титтанских лучниках, но затем с удивлением понял, что речь о скоте. Он резко обернулся, чтобы посмотреть на брод, проклиная густые клубы пыли.
— Слишком быстро, — пробормотал историк.
Двинулись беженцы, потоки людей спешили через излучину на остров. Не было и намёка на порядок, никто бы не смог удержать тридцать тысяч измотанных и перепуганных людей. Вот-вот они захлестнут стену, на которой стояли Дукер и капрал.
— Нам пора, — сказал Лист.
Историк кивнул.
— Куда?
— Ну… на восток?
Туда, где клан Куницы теперь прикрывал морпехов и остальных пехотинцев, которые оставляли один земляной вал за другим так быстро, что должны были оказаться у нового моста в считаные минуты. А потом? Они же упрутся спиной в толпу орущих беженцев. О Худ! Что же дальше?
Лист будто прочёл его мысли.
— Они закрепятся у моста, — заверил он Дукера. — Должны закрепиться. Идёмте!
Им пришлось пройти перед первыми рядами беженцев. Пробуждённая земля дрожала под ногами, от неё поднимался пар, воняющий грязным потом. По восточной кромке острова тут и там почва раскрылась. Дукер даже споткнулся на бегу и чуть не упал. Из трещин выбирались фигуры, скелеты в старинных, изъеденных и покрытых коркой бронзовых доспехах, на головах — мятые шлемы с оленьими рогами, по плечам рассыпались длинные спутанные волосы, окрашенные охрой. Раздался звук, от которого Дукер похолодел. Смех. Радостный смех. О, Худ, ты ведь сейчас, наверное, извиваешься от возмущения и ярости?
— Это Нихил, — выдохнул Лист. — Брат-близнец Бездны — вон тот мальчик. Сормо сказал, что здесь уже была прежде битва — сказал, что остров в излучине не природный… ох, Королева грёз, ещё один виканский кошмар!
Древние воины, продолжая кровожадно хохотать, выбирались из-под покрова земли по всей восточной оконечности острова. Справа и позади Дукера беженцы завопили от ужаса, многие перестали бежать и остановились, когда среди людей поднялись чудовищные создания.
Воины клана Куницы и пехотинцы выстроились плотными рядами по эту сторону моста. Теперь их строй изгибался и расступался там, где восставшие мертвецы проталкивались вперёд, поднимая односторонние тесаки — клинки казались почти бесформенными под слоем минеральных отложений — и устремлялись на кишащую массу пехоты Хиссара и Сиалка. Смех сменился пением, гортанной боевой песнью.
