— Так что же — налёты будут продолжаться? — Казалось, старый воин сейчас сплюнет. — Твои духи-союзники смогут нас предупреждать — как они это столь успешно делали раньше?
— Усилия предателя будут ослаблены.
— Сормо, — сказал Дукер, — зачем семаку зашили рот?
Колдун криво улыбнулся.
— Этому созданию зашили все отверстия, историк. Иначе пожранное вырвется наружу.
Дукер покачал головой.
— Странная магия.
Сормо кивнул.
— Древняя, — сказал он. — Чародейство костей и кишок. Мы боремся за знание, которым прежде обладали инстинктивно. — Он вздохнул. — Во времена до Путей, когда магию искали внутри.
Ещё год назад Дукер бы весь лучился от любопытства и удивления при таком замечании и тут же начал осыпать колдуна тысячей вопросов. Теперь же слова Сормо, словно эхо, угасли в безмерной пещере усталости. Историк хотел только спать, но знал, что сна ему не видать ещё двенадцать часов — лагерь за стенами шатра уже просыпался к жизни, хотя до рассвета оставалось около часа.
— Если в этом дело, — протянул Сон, — почему же тот семак не взорвался, как надутый пузырь, когда мы его проткнули стрелами?
— Пожранное прячется глубоко. Скажи мне, что защищало живот одержимого семака?
Дукер крякнул.
— Ремни. Из толстой кожи.
— Вот как.
— Что случилось с Нихилом?
— События застали его врасплох, и он воспользовался тем самым знанием, которое мы пытаемся вспомнить. Когда на него обрушился колдовской удар, Нихил ушёл в себя. Чары преследовали, но он ускользал, пока зловредная сила не иссякла. Мы учимся.
Перед глазами Дукера пронеслась картина ужасной смерти второго колдуна.
— Но цена высока.
Сормо ничего не сказал, лишь в глазах его на миг блеснула боль.
— Нужно ускорить продвижение, — объявил Колтейн. — На один глоток меньше воды каждому солдату в день…
Дукер выпрямился.
— Но у нас есть вода.
Все посмотрели на историка. Он криво улыбнулся Сормо.
— Я так понимаю, что отчёт Нихила был довольно… сухим. Духи создали для нас тоннель, который проходил через материковую породу. Капитан может подтвердить, что камень там плачет.
Сон ухмыльнулся.
— Худов дух, а ведь дед прав!
Сормо поражённо смотрел на историка.
— Из-за того, что мы не задали верного вопроса, мы страдали долго — и бессмысленно!
Колтейн будто наполнился новой силой, которая проявилась в том, что он чуть оскалил зубы.
— У тебя, — сказал колдуну Кулак, — есть час, чтобы напоить сто тысяч глоток.
Из камня, который выветренными пластами выходил из земли среди прерии, потекли сладостные слёзы. Выкопали огромные ямы. Над лагерем звенели радостные песни. Среди животных, наоборот, воцарилась блаженная тишина. И за всем чувствовалось что-то удивительно тёплое. Впервые духи земли принесли дар, которого не коснулась смерть. Дукер физически ощущал радость духов, стоя у северной оконечности лагеря, глядя, слушая.
Капрал Лист снова был рядом, лихорадка отступила.
— Воду пускают медленно, но недостаточно — животы взбунтуются, — неосторожные могут даже умереть…
— Да. Некоторые могут.
Дукер поднял голову, вглядываясь в северный край долины. Там выстроились в ряд титтанские конники, которые смотрели на лагерь, как показалось историку, с боязливым изумлением. Он не сомневался, что армия Камиста Релоя тоже страдает, несмотря на то, что она захватила все известные источники воды в одане.
В этот момент историк уловил проблеск белого, который сорвался со склона на краю долины, а затем скрылся из глаз. Дукер хмыкнул.
— Вы что-то заметили, сэр?
— Да так, дикие козы… — пробормотал историк. — Перешли на другую сторону…
Бешеный ветер вырыл глубокие норы в склонах плосковерхих холмов вдоль долины, сначала углубления, затем пещерки, и наконец — целые тоннели, которые, возможно, шли насквозь и выходили с другой стороны гребня. Словно жадные черви, вгрызающиеся в старое дерево, ветра пожирали склоны, выцарапывая одну дыру за другой, истончая стены между ними так, что часть из них обвалилась, тоннели всё расширялись. Однако наносное плато стояло — огромной каменной шапкой на быстро тающем основании.
Кальп никогда не видел ничего подобного. Будто Вихрь его осознанно терзает. Зачем кому-то брать в осаду камень?
Ветер выл в тоннелях, в каждом — на свой особый лихорадочный лад, порождая яростный хор. У основания утёса мелкий, как пыль, песок вертелся под ветром и взлетал ввысь. Кальп обернулся, чтобы взглянуть туда, где его ждали Геборик и Фелисин — две смутные фигуры, сгорбившиеся под беспрестанной яростью песчаной бури.
Вихрь не оставлял путникам никакого убежища уже три дня кряду, с тех самых пор, как настиг их. Ветер хлестал со всех сторон — будто безумная богиня нас специально выбрала. Не такая невероятная возможность, как может показаться на первый взгляд. Маг физически ощущал злонамеренную волю. Мы ведь вторглись в её владения, в конце концов. Богиня Вихря всегда сосредотачивала свою ненависть именно на чужаках. Не повезло Малазанской империи вступить прямо в готовый миф о восстании против чужих…
Чародей добрался до остальных. Ему пришлось наклониться поближе, чтобы перекричать бесконечный рёв.
— Там пещеры! Только ветер ломится прямо им в глотку — подозреваю, он холм насквозь пробил!
Геборик дрожал, с самого утра его одолела лихорадка, рождённая переутомлением. Он быстро слабел. Как и все мы. До заката оставалось недолго — неизменная охра темнела у них над головами, — и по прикидкам мага, за последние двенадцать часов путники прошли немногим более лиги.
У них не было ни воды, ни пищи. Худ следовал за ними по пятам.
Фелисин ухватилась за изорванный плащ Кальпа и притянула его поближе. Губы у неё потрескались, песок скопился в уголках рта.
— Всё равно попробуем! — прохрипела она.
— Не знаю даже. Весь холм может обрушиться…
— В пещеры! Идём в пещеры!
Там умрём или здесь. Пещеры хотя бы станут гробницей для наших трупов. Чародей коротко кивнул.
Геборика им пришлось почти тащить между собой. Ветер сделал утёс впереди похожим на соты, поэтому спутники могли выбирать из множества потенциальных укрытий. Только на выбор не было сил, и они просто ступили в первый же попавшийся проход: широкий, до странности ровный тоннель, который, похоже, шёл строго прямо — по крайней мере, первые несколько шагов.
Ветер бил в спину, словно презирал их жалкие колебания. Спотыкаясь, спутники вошли в колыбель воя, и их окутала тьма.
