— Давай! У нас нет выбора, будь ты проклят!
Кальп зашипел и обернулся к Геборику.
— Старик, ты меня понимаешь? Геборик!
Бывший жрец выпрямился, не переставая ухмыляться.
— Помнишь каменную руку? Палец? Прошлое — чуждый мир. Невообразимые силы. Коснуться рукой значит призвать чужие воспоминания, настолько отличные от твоих по мысли и чувству, что за ними следует безумие.
Каменная рука? Да несчастный ублюдок бредит.
— Мне нужно забраться к тебе на плечи, Геборик. Ты должен стоять крепко — когда вскарабкаемся наверх, свяжем колыбельку, чтобы поднять тебя к нам, хорошо?
— Ко мне на плечи. Каменные горы, и каждая высечена, обтёсана жизнью, давно уже ушедшей к Худу. Сколько же страстей, желаний, секретов? Куда всё уходит? Невидимая энергия мыслей жизни есть пища богов, знал ты это? Поэтому они должны — должны — быть переменчивы!
— Маг! — заорала Фелисин. — Давай же!
Кальп зашёл за спину к старику и положил руки ему на плечи.
— Теперь стой смирно…
Но вместо этого Геборик обернулся. Он свёл культи вместе так, что между ними остался промежуток, будто там были ладони.
— Наступай. Я тебя подброшу прямо к ней.
— Геборик… у тебя же нет рук, чтобы моя нога…
Ухмылка старика стала ещё шире.
— Ну, давай, ради меня.
Кальп онемел от потрясения, когда его ступня в мокасине встала в стремя из сплетённых невидимых пальцев. Он снова положил руки на плечи бывшему жрецу.
— Прямо наверх полетишь, — сказал Геборик. — Я ослеп. Направь меня, маг.
— Шаг назад, ещё чуть-чуть. Вот.
— Готов?
— Да.
Но он оказался вовсе не готов к неимоверной силе, с которой невидимые руки подняли его, безо всякого усилия подбросили прямо вверх. Кальп инстинктивно попытался уцепиться за Фелисин, промахнулся — к счастью, потому что пролетел мимо неё, прямо в дыру на потолке. И чуть не упал обратно вниз. В панике маг изогнулся и болезненно грохнулся на край провала. Камень застонал, просел.
Отчаянно цепляясь пальцами за невидимую кладку, маг выбрался на пол.
Снизу прозвучал голос Фелисин.
— Маг! Ты где?
Чувствуя, как на его лице каменеет чуть истерическая ухмылка, Кальп ответил:
— Наверху. Сейчас я тебя вытащу, девочка.
При помощи невидимых рук Геборик быстро вскарабкался по наскоро связанной из ремня и ткани верёвке, которую Кальп сбросил ему через десять минут. Сидя рядом с ним в маленькой, мрачной комнатке, Фелисин молча смотрела на старика, чувствуя, как в душе нарастает страх.
Тело мучило её болью, чувства с молчаливой яростью возвращались к стопам. Мелкая белёсая пыль покрывала кровь на лодыжках и царапины, которые оставили на запястьях острые грани колонны. Фелисин била крупная дрожь. Старик казался полумёртвым. Да что там — мёртвым. Он сгорал, но в его бреднях были не только пустые слова. В них было знание, немыслимое знание. А теперь его призрачные руки стали настоящими.
Фелисин покосилась на Кальпа. Маг хмуро смотрел на обрывки своего плаща, которые держал в руках. Затем вздохнул и перевёл пристальный взгляд на Геборика, который, казалось, вновь погрузился в лихорадочное оцепенение.
Кальп сотворил неяркое мерцание, которое осветило голые каменные стены комнаты. У одной из стен истёртая ногами лестница вела к крепкой на вид двери. У противоположной стены на полу виднелись круглые выбоины такого размера, что в них хорошо поместились бы бочонки. В дальнем конце комнаты с потолка на цепях свисали ржавые крюки. Фелисин всё казалось смазанным; то ли всё вокруг было до странности изношенным, то ли такое впечатление создавал чародейский свет.
Она потрясла головой, обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.
— Ловко ты забралась наверх, девочка, — заметил Кальп.
Она хмыкнула.
— Только смысла в этом не было, как выяснилось.
А теперь я, скорее всего, из-за этого умру. Для того чтобы вскарабкаться сюда, мне понадобились не только мышцы и кости. Я чувствую себя… пустой, ничего не осталось, чтобы восстановить утраченное. Она рассмеялась.
— Что?
— Мы выбрали себе гробницей кладовую.
— Я ещё не готов умирать.
— Повезло тебе.
Фелисин смотрела, как маг поднимается на ноги. Затем оглядывается.
— Эта комната была когда-то затоплена. Текущей водой.
— Откуда куда?
Он пожал плечами и шаркающей походкой с трудом подошёл к лестнице.
Выглядит так, будто ему сто лет. Я себя на столько же чувствую. Вместе мы даже догоним по возрасту Геборика. Ну, я хотя бы учусь ценить иронию.
Через несколько минут Кальп наконец добрался до двери. Потрогал её рукой.
— Бронзовая обивка — чувствую удары молотка, которыми её разровняли. — Он постучал по тёмному металлу костяшками пальцев. Послышался тихий, сыплющийся шепоток. — Дерево под ней прогнило.
Щеколда сломалась у него в руках. Маг тихо выругался, а затем упёрся в дверь плечом и толкнул.
Бронза треснула и обвалилась внутрь. В следующий миг вся дверь рухнула, а Кальп вслед за ней упал в облако пыли.
— Преграды всегда не так крепки, как мы думаем, — сказал Геборик, когда улеглось эхо. Он стоял, вытянув перед собой культи. — Теперь я это понимаю. Для слепого всё это тело — призрак. Он его чувствует, но не видит. Так я поднимаю невидимые руки, переставляю невидимые ноги, набираю полную грудь невидимого воздуха. Так же я вытягиваю пальцы, затем сжимаю кулаки. Я настоящий всюду — и всегда был таким, вопреки обману, которому поддались мои собственные глаза.
Фелисин отвела взгляд от бывшего жреца.
— Может, если я оглохну, ты исчезнешь.
Геборик расхохотался.
На площадке наверху Кальп уныло застонал, дышал он хрипло и с трудом. Она заставила себя встать, покачнулась, когда боль сжала железные тиски на лодыжках. Скрежеща зубами, Фелисин заковыляла к лестнице.
Преодолев одиннадцать ступеней, она чуть не падала с ног от усталости. Фелисин опустилась на колени рядом с магом и долго ждала, пока выровняется дыхание.
— Ты в порядке?
Кальп поднял голову.
— По-моему, нос себе сломал.
— Судя по тому, как ты теперь гундосишь, это правда. Зато, как я понимаю, будешь жить.
— Долго и счастливо. — Он поднялся на четвереньки, с его лица потёками свисали сгустки крови. — Видишь, что впереди? Я ещё не успел посмотреть.
— Темно. Воняет.
— Чем?
