В тридцати шагах впереди виднелось нечто похожее на воронку или тёмное пятно на земле. Висящий пепел обрамлял яму неподвижной полупрозрачной завесой.
— Только мне кажется, — протянул за спиной Кенеб, — или появился-таки новый запах в этом Худом проклятом воздухе?
— Будто духи́ на древесной смоле, — подтвердила Минала.
Волосы на загривке Калама встали дыбом, он вытянул арбалет из крепления у седла и положил стрелу на ложе. Почувствовал, как Минала буравит его глазами, и не удивился, когда она заговорила.
— Этот странный запах тебе знаком, да? И не по содержимому вывернутого сундука какого-нибудь торговца. Чего нам ждать, капрал?
— Чего угодно, — ответил он и пустил коня шагом.
Яма была по меньшей мере в сотню шагов в поперечнике, по краям кое-где возвышались груды отвала. Из этих насыпей выглядывали обожжённые кости.
Жеребец Калама остановился в нескольких ярдах от края. Не выпуская из рук арбалет, убийца перебросил ногу через луку седла, затем спрыгнул вниз и приземлился в облаке серой пыли.
— Лучше оставайтесь здесь, — сказал он остальным. — Никто не знает, насколько крепки склоны.
— Так зачем вообще подходить? — поинтересовалась Минала.
Не отвечая, Калам двинулся вперёд. Он оказался в двух шагах от края, отсюда уже можно было разглядеть, что лежало на дне ямы, хотя поначалу его внимание привлекла другая сторона карьера. Теперь я точно знаю, по чему мы ходим, хоть и старался об этом не задумываться. Худов дух! Пепел уходил вниз спрессованными слоями, по которым было видно, как изменялась температура и ярость пламени, испепелившего эту землю — и всё на ней. Слои разнились и толщиной. Один из самых толстых был около сажени в глубину и, казалось, состоял только из спрессованных, раздробленных костей. Под ним располагался красноватый слой потоньше — красноватый, словно кирпичная пыль. В других слоях были только обожжённые кости, пересыпанные чёрными вкраплениями с белым ободком. Все они были человеческого размера — наверное, чуть длиннее руки. Стена напротив уходила вниз, по меньшей мере, на шесть саженей. Мы идём по древнему могильнику, по останкам… миллионов.
Взгляд Калама медленно спустился ко дну ямы. Там виднелись проржавевшие, искорёженные механизмы, одинаковые, хоть и разбросанные в разные стороны. Каждый из них был размером с фургон торговца, сходство дополняли мощные колёса с железными спицами.
Калам долго смотрел на них, затем развернулся и пошёл обратно к остальным, разряжая на ходу арбалет.
— Ну?
Убийца пожал плечами, забираясь обратно в седло.
— На дне — старые развалины. Странные — я похожее видел всего один раз, в Даруджистане, в храме, где стоит Круг Сезонов Икария, который, говорят, измеряет течение времени.
Кенеб хмыкнул. Калам покосился на него.
— Что, капитан?
— Слух, ничего больше. Месячной давности.
— Какой слух?
— Да, говорят, Икария видели. — Солдат вдруг нахмурился. — Что ты знаешь о Колоде Драконов, капрал?
— Знаю достаточно, чтобы держаться от неё подальше.
Кенеб кивнул.
— Примерно тогда же к нам заехал провидец — ребята из моего взвода запросили себе гадание, в итоге получили деньги назад, поскольку провидец не мог раскрыть поле дальше первой карты — и ничуть тому не удивился, как я припоминаю. Сказал, что так уже несколько недель, и не только у него, и у всех остальных гадателей тоже.
Увы, мне так не повезло, когда в последний раз я заглянул в Колоду.
— И какая была карта?
— Что-то из Независимых. Какие они там?
— Держава, Престол, Скипетр, Обелиск…
— Обелиск! Вот именно. Провидец утверждал, что это дело рук Икария, будто их с треллем видели в Пан’потсуне.
— Это вообще важно? — раздражённо спросила Минала.
Обелиск… прошлое, настоящее, будущее. Время, а у времени нет союзников…
— Скорее всего, нет, — ответил убийца.
Они поскакали дальше, объехав на безопасном расстоянии яму. Их маршрут пересекли ещё несколько пылевых дорожек, и только на одной следы казались человеческими. Точно сказать было сложно, но выглядело так, будто все следы вели в направлении, прямо противоположном тому, которое избрал Калам. Если мы и вправду едем на юг, значит д’иверсы и одиночники все рванули на север. Это бы утешило, да только, если прошли ещё не все оборотни, мы наткнёмся прямо на них.
Примерно через тысячу шагов они выбрались на засыпанную пеплом дорогу. Как и машины в яме, она была шириной в шесть саженей. Пепел клубился в воздухе над мостовой, так что её трудно было разглядеть, но крутые насыпи по краям не осели. Калам спешился, привязал длинную, тонкую верёвку к луке седла, а затем, держась за другой конец, начал спускаться. К своему удивлению, он не проваливался в пепел насыпи. Подошвы заскрипели. Насыпь каким-то образом стала твёрдой. И достаточно пологой, чтобы прошли кони.
Убийца посмотрел на остальных.
— Эта дорога может нас повести в том направлении, в котором мы двигались — более или менее. Предлагаю ехать по ней — так быстрей будет.
— Куда быстрее доберёмся в никуда, — фыркнула Минала.
Калам ухмыльнулся.
Когда все свели вниз своих лошадей, капитан заговорил:
— Может, ненадолго разобьём тут лагерь? Нас не видно, и воздух чуть-чуть почище.
— И прохладней, — добавила Сэльва, обнявшая своих слишком уж тихих детей.
— Ладно, — согласился убийца.
Бурдюки с водой для коней стали зловеще лёгкими — животные, конечно, протянут несколько дней на одном корме, но будут сильно страдать. Времени у нас мало. Пока он рассёдлывал, кормил и поил лошадей, Минала и Кенеб развернули одеяла и вынули припасы, из которых будет состоять их собственная скудная трапеза. Все приготовления проходили в тишине.
— Не могу сказать, что это место меня сильно бодрит, — заметил за едой Кенеб.
Калам хмыкнул, его обрадовало возвращение чувства юмора капитана.
— Подмести тут не мешало бы, — согласился он.
— Ага. А я-то, заметь, навидался пожаров на своём веку.
Минала ещё раз отпила воды и отложила бурдюк.
— С меня хватит, — заявила она, вставая. — Можете теперь спокойно болтать о погоде.
Оба проводили её взглядами, когда Минала ушла к своему одеялу. Сэльва упаковала оставшиеся припасы и увела детей.
— Я дежурю, — напомнил капитану Калам.
— Я не устал…
Убийца хохотнул.
— Ну ладно, устал. Все мы устали. Понимаешь, от пыли мы так храпим, что всю живность вокруг распугаем. Выходит, я просто лежу себе и пялюсь туда, где должно быть небо, а висит что-то вроде савана. Горло горит, лёгкие болят так, словно туда серной кислоты плеснули, глаза сухие, как забытый талисман. Мы толком не выспимся, пока не уберём отсюда свои бренные тела…
