— С главным табуном, — ответил Дукер. — День отдыха для несчастной скотины — она его уже очень давно заслужила.
Для молодого человека невысокого чина Лист отлично изобразил холодное презрение, когда наконец удосужился взглянуть на аристократа.
— Если мы опоздаем, сэр, — сказал он Дукеру, — Колтейн потребует объяснений.
Историк обратился к аристократу:
— Это всё?
Тот коротко кивнул.
— Пока что, — процедил дуэлянт.
В сопровождении капрала Дукер продолжил путь по лагерю знати. Когда они прошли около дюжины шагов, Лист склонился в седле.
— Алар, похоже, был готов тебя вызвать, историк.
— Так он известен? Алар…
— Пуллик Алар…
— Да, не повезло ему.
Лист ухмыльнулся.
Они оказались на центральной площадке и увидели, что там идёт показательная порка. Толстый коротышка, который сжимал в опухшей от жары руке кожаную «кошку-девятихвостку», оказался старым знакомым. Жертвой был один из слуг. Ещё трое слуг стояли рядом и отводили глаза. Поодаль несколько аристократов столпились вокруг рыдающей женщины и бормотали слова утешения.
Вышитый золотом плащ Ленестро потерял прежний блеск, а сам он — раскрасневшийся от ярости, с плёткой в руках — казался бешеной обезьяной из «Зеркала короля», традиционного фарса, который играли на сельских ярмарках.
— Кажется, знать радуется возвращению своих слуг, — сухо заметил Лист.
— Думаю, это связано с украденной собачкой, — пробормотал историк. — В любом случае, этому пора положить конец.
Капрал покосился на Дукера.
— Он просто продолжит, когда мы уйдём, сэр.
Историк промолчал.
— Да и кому бы пришло в голову красть собачку? — рассуждал Лист, шагая вместе с Дукером к Ленестро.
— Да кому угодно! У нас есть вода, но голод рядом. Тем не менее один из виканских псов додумался до этого первым — как бы постыдно для нас это ни звучало.
— Я бы сослался на занятость, сэр.
Ленестро заметил новоприбывших и остановился; дышал он тяжело, как кузнечные мехи.
Не обращая внимания на аристократа, Дукер подошёл к слуге. Старик стоял на четвереньках, прикрывая руками голову. Красные рубцы украшали его пальцы, шею и всю костлявую спину. Под ними виднелись следы более старых шрамов. В пыли рядом с несчастным валялся украшенный драгоценными камнями, сломанный ошейник с поводком.
— Не твоё дело, историк, — буркнул Ленестро.
— Эти слуги выстояли под напором титтанцев у Секалы, — произнёс Дукер. — Они помогли сохранить твою голову на плечах, Ленестро.
— Колтейн украл собственность! — завизжал аристократ. — Так постановил Совет! Был назначен штраф!
— Назначен, — подтвердил Лист, — и использован по назначению у выгребной ямы.
Ленестро развернулся к капралу и занёс плётку.
— Предупреждаю, — сказал Дукер, выпрямляясь. — Ударишь солдата Седьмой — или его лошадь, — тебя повесят.
Ленестро явно пытался совладать с яростью, поднятая рука дрожала.
Вокруг собирались другие, они явно сочувствовали Ленестро. Тем не менее историк не думал, что дело дойдёт до насилия. У аристократов, конечно, сидели в голове бредовые представления о мире, но самоубийцами они точно не были.
Дукер сказал:
— Капрал, мы заберём этого человека к целителям Седьмой.
— Так точно, — ответил Лист и быстро спешился.
Слуга потерял сознание. Вместе они подтащили его к лошади и уложили спиной вверх поперёк седла.
— Его следует вернуть мне, как только целители закончат, — заявил Ленестро.
— Чтобы ты его снова избил? Нет, он к тебе не вернётся.
А если тебя и твоих дружков это возмущает, погодите часок — увидите.
— Все нарушения малазанского закона не останутся незамеченными, — завизжал толстяк. — За всё заплатите! С процентами!
Дукер не выдержал. Он резко шагнул вплотную к Ленестро, схватил его обеими руками за ворот плаща и встряхнул так, что щёлкнули зубы. Плётка упала на землю. Глаза аристократа наполнились ужасом — точно как у собачки, которая болталась в зубах у пса.
— Ты, наверное, думаешь, — прошептал Дукер, — что я сейчас начну тебе рассказывать о том, в каком положении мы все находимся. Но совершенно очевидно, что это бесполезно. Ты — безмозглый отморозок, Ленестро. Ещё раз меня доведёшь, будешь свиной навоз жрать и радоваться.
Историк ещё раз встряхнул жалкую тварь и отпустил.
Ленестро упал.
Дукер хмуро посмотрел на лежащее тело.
— Он сознание потерял, сэр, — сообщил Лист.
— Это точно.
Старика, значит, испугался?
— Ну, зачем же так? — жалобно проговорил знакомый голос. Из толпы вынырнул Нэттпара. — Наша очередная петиция и так уже разрослась, а теперь к списку жалоб добавится ещё и личное оскорбление. Как тебе не стыдно, историк…
— Прошу прощения, сэр, — вмешался Лист, — но вам лучше знать — прежде чем вы продолжите бранить историка, — что этот человек поздно встал на учёную стезю. Вы найдёте его имя среди Отмеченных на Колонне Первой армии в Унте. И если бы вы чуть раньше подоспели сюда, увидели бы, каков нрав у старого солдата. Поверьте, только высочайшая выдержка позволила историку взяться обеими руками за плащ Ленестро, а не обнажить свой верный меч и проткнуть мерзавца насквозь.
Нэттпара сморгнул заливавший глаза пот.
Дукер медленно повернулся к Листу.
Капрал заметил смятение на лице историка и подмигнул ему.
— Нам лучше поспешить, сэр, — сказал он.
Толпа на площадке сохраняла гробовое молчание и взорвалась, только когда оба скрылись в проходе между шатрами.
Лист шагал рядом с историком и вёл свою лошадь в поводу.
— Всё-таки меня поражает, как они упорствуют — верят, что мы переживём этот поход.
Дукер удивлённо посмотрел через плечо.
— А в тебе нет такой веры, капрал?
— Нам не дойти до Арэна, историк. А эти дураки пишут петиции, жалобы — на тех самых людей, которые спасают им жизнь.
— Очень нужно поддерживать иллюзию порядка, Лист. Во всех нас.
Юноша насмешливо скривился.
— Не заметил, как вы там проявляли сочувствие, сэр.
— Само собой.
Они покинули лагерь знати и вошли в хаос тропок между повозками с ранеными. Голоса вокруг сливались в немолчном хоре боли. Дукер похолодел. Даже походный госпиталь — на колёсах — нёс в себе глубокое чувство страха, вопли отчаянной борьбы за жизнь и молчание смирения, поражения. Многочисленные утешительные покровы жизни здесь были сорваны, а под ними — раздробленные кости, внезапное осознание смерти, пульсирующее, как обнажённый нерв.
