— Мечи мы сегодня сильно затупим, — проговорил рядом Лист хриплым, ломающимся голосом. — По вашему опыту, сэр, что хуже — пыль или грязь?
Дукер хмыкнул.
— Пыль душит. Пыль ослепляет. Но грязь выдёргивает мир у тебя из-под ног.
И грязи у нас тут скоро будет довольно, когда достаточно крови, жёлчи и мочи прольётся на землю. И будет обоих несчастий поровну, парень.
— Твой первый бой?
Лист скривился.
— Я был приписан к вам, сэр, и не мог участвовать в прежних.
— Так говоришь, будто тебе это обидно.
Капрал промолчал, но Дукер его хорошо понял. Все другие солдаты уже прошли через первую кровь, это было испытание, которого боялись, но и с нетерпением ждали. Воображение нашёптывало обманы, развеять которые мог лишь опыт.
Тем не менее историк предпочёл бы более удалённую точку обзора. Маршируя в рядах солдат, он ничего не видел за телами соратников. Зачем Колтейн поставил меня сюда? Отнял у меня глаза, будь он проклят.
До укреплённого склона оставалось около ста шагов. Всадники пронеслись перед рядами врагов на флангах, чтобы все оставались на местах. Грохот щитов и крики требовали крови, долго их не удержать. Тогда на нас насядут с трёх сторон да ещё захотят отрезать от пехоты Седьмой, которая попытается защитить раненых. Релой отсечёт змею голову, если только сможет.
По обе стороны от морпехов конники Вороньего клана готовили к бою луки и сулицы, не сводя глаз с позиций врага. Рог протрубил приказ брать на изготовку щиты, передние ряды сомкнулись, а центр и задние подняли свои над головами. На вершине насыпи показались лучники.
Неподвижный воздух был тяжёлым. Ни ветерка.
Наверное, врагов на флангах удержало недоумение. Колтейн вообще никак не отреагировал на расположение и силу противника; Седьмая просто шагала вперёд, а оказавшись под насыпью, без задержек начала на неё подниматься.
Склон был мягким — валуны да песок, осознанно подобранная предательская почва. Солдаты начали оступаться.
Внезапно в воздух взвились стрелы — и градом посыпались вниз. Ужасный рокот прокатился над головой Дукера — стрелы ломались, скользили по поднятым щитам, некоторые пробились вниз, чтобы отскочить от шлемов и доспехов, некоторые — пронзили плоть. Под панцирем черепахи послышались глухие вскрики. Под ногами сыпался мелкий камень. Но строй продолжал неуклонно подниматься вверх.
У историка невольно согнулась рука, когда стрела сильно ударила в щит. За ней последовали ещё три — уже вскользь, стрелы с треском покатились по соседним щитам.
Воздух под щитами стал душным и спёртым — пот, моча и нарастающий гнев. Атака, на которую невозможно ответить, — ночной кошмар всякого солдата. Решимость добраться до вершины, где завывали семаки и тяжёлая пехота Гурана, обжигала, как лихорадка. Дукер понимал, что морпехи выходят из себя. Первое столкновение будет взрывным.
Насыпь с обеих сторон примыкала к холму, крутому и высокому, с широкой плоской вершиной. Воины племени, которое Дукер не мог опознать — Кан’эльд? — начали собираться на перемычках и готовить короткие роговые луки. Будут стрелять в нас с обеих сторон, когда мы сойдёмся с гуранцами и семаками. Вести продольный огонь.
Бальт скакал с конниками Вороньего клана на фланге, историк явственно различал голос старого воина, выкрикивающий команды. Подняв тучу пыли, всадники развернулись и устремились к перемычкам. Полетели стрелы. Кан’эльды не ожидали такой прыти от виканцев и побежали. С насыпи покатились тела. Воины Вороньего клана проехали вдоль рва, осыпая высокие перемычки убийственным огнём. В считаные мгновения на них не осталось живых врагов.
Второй выкрик заставил всадников натянуть поводья, передние были уже всего в дюжине шагов от ощетинившихся рядов семаков и гуранцев. Эта внезапная остановка толкнула вперёд диких семаков. Через разделяющее противников пространство полетели метательные топоры. В ответ засвистели стрелы.
Первые морпехи ринулись вперёд, увидев беспорядок в передних рядах врагов. Всадники Вороньего клана пришпорили коней и высоко поднялись в сёдлах, чтобы не оказаться между сходившимися пехотинцами и не помешать атаке морпехов. Они успели отойти даже с некоторым запасом времени.
Клин малазанцев вошёл в ближний бой.
Через щит мощь столкновения достигла Дукера отдающимся в костях грохотом. Со своего места он не видел почти ничего, кроме кусочка синего неба над головами других солдат: там в небо взлетели обломок пики и шлем, ремешки которого, кажется, удерживали бородатую голову, затем пыль укрыла всё непроницаемым занавесом.
— Сэр! — Кто-то потянул его за левую руку. — Вам нужно повернуться!
Повернуться? Дукер недоумённо посмотрел на Листа.
Капрал развернул историка кругом.
— Так вам будет видно, сэр…
Оба стояли в предпоследнем ряду строя. Коридор в десять шагов отделял морпехов от облачённых в странные доспехи конников клана Дурного Пса, которые стояли неподвижно, положив тяжёлые мечи поперёк сёдел. За ними раскинулась долина — со своего места на высокой насыпи историк мог видеть весь ход остальной битвы.
На юге стояли плотными рядами титтанские лучники и поддерживающая их дебральская кавалерия. К востоку от них, справа, маршировала пехота Халафа и рота тяжёлой пехоты Сиалка. Дальше к востоку двигались лучники и ещё один отряд кавалерии. Одна челюсть, а на севере — другая. Теперь они неумолимо смыкаются.
Дукер взглянул на север. Легионы Убарида — не меньше трёх — вместе с кавалерией Сиалка и Карон-Тепаси отделяло от пехоты Седьмой не больше пятидесяти шагов. Среди убарийских штандартов историк заметил чёрно-серые вымпелы. Обученное морпехами местное ополчение, вот так злая шутка.
К востоку от реки кипел яростный бой, насколько можно было судить по густым клубам пыли. Клан Куницы не упустил своего. Историк задумался, кто из сил Камиста Релоя сумел их обойти. Истребление скота и сладостный дар — устроить бойню среди беженцев. Держитесь, Куницы, от нас вы помощи не дождётесь.
Движение солдат вокруг привлекло внимание Дукера к тому, что происходило рядом. Звон оружия и крики на насыпи становились громче, клин постепенно сплющивался о наковальню жёсткого, дисциплинированного отпора. По рядам прокатились первые волны обратного движения.
Три маски войны Тогга. Ещё до заката мы примерим их все. Ужас, ярость и боль. Не взять нам эту насыпь…
Из долины позади послышался низкий рёв. Историк быстро развернулся. Челюсти сомкнулись. Защитные ряды Седьмой вокруг раненых смешались, извивались, точно окружённый муравьями червяк. Дукер смотрел на эту картину, и в его груди поднималась волна ужаса: он уже ждал, что строй защитников рассыплется, разорвётся под яростью нападавших.
Но Седьмая устояла, хоть это и казалось историку невозможным. Со всех сторон враги откатывались назад, словно челюсти сомкнулись на ядовитых шипах и инстинктивно отдёрнулись. Возникла пауза, нутряной холод разделил две стороны — пространство между ними усыпали тела убитых и умирающих, — а затем Седьмая повела себя неожиданно. В тишине, от которой у историка волосы на загривке встали дыбом, малазанские солдаты, опустив пики, устремились вперёд, квадратный строй вывернулся в овал.
