Это замечание его задело, бывший жрец замолчал.
Фелисин увидела то, о чём говорил Геборик, когда они добрались до гавани. Прежнюю бухту занесло илом, но жители выстроили четыре огромных канала, которые уводили куда-то в золотистое марево. Каждый был в три городские улицы шириной и немногим менее глубоким.
— Последние корабли отплывали по этим каналам, — сказал Геборик. — Самые тяжёлые скребли дно у дальнего края и могли выйти в море только на пике прилива. Несколько тысяч жителей оставались здесь, пока не пересохли акведуки. Это одна из историй Рараку, но, увы, не единственная. Другие — куда более кровавые, куда более жестокие. Но я не знаю, какая из них трагичнее.
— Ты зря тратишь мысли на прошлое… — начал Леоман, но его перебил выкрик тоблакая. Исполин возник у входа в один из каналов. Воин пустыни быстро направился к своему спутнику.
Когда Фелисин двинулась за ним, Геборик схватил её руку — невидимая ладонь казалась прохладной, касание — чуть щекочущим. Старик дождался, пока Леоман не отойдёт подальше, и сказал:
— Меня кое-что пугает, девочка…
— Неудивительно, — фыркнула она. — Тоблакай собирается тебя убить.
— Да не этот дурень. Я о Леомане.
— Он был телохранителем Ша’ик. Если мне предстоит стать ею, не придётся сомневаться в его преданности, Геборик. Меня беспокоит только то, что они с тоблакаем не очень-то преуспели в защите первой Ша’ик.
— Леоман не фанатик, — сказал бывший жрец. — Он, конечно, может издавать подходящие звуки, чтобы тебя в этом убедить, но есть в нём некая двусмысленность. Я не верю, что он и вправду считает тебя Ша’ик возрождённой. Дело простое — восстанию нужен номинальный предводитель — молодой, сильный, а не истощённая старуха, которой, вероятно, была первоначальная Ша’ик. Худов дух, она была силой в этой пустыне двадцать пять лет назад. Я бы на твоём месте хорошенько обдумал вероятность того, что оба эти телохранителя вовсе и не пытались её защитить.
Фелисин посмотрела на Геборика. Татуировки складывались в густой спиральный узор на его сморщенном, жабьем лице. Глаза были красными, веки окружали засохшие выделения, а зрачки покрывала тонкая серая патина.
— Тогда, полагаю, на этот раз они проявят больше рвения.
— Если будешь играть им на руку. Леоману на руку, если быть точным. Это он будет говорить от твоего имени с армией в лагере; если дать ему повод, намекни он на сомнения, и тебя разорвут на куски…
— Я не боюсь, Леомана, — сказала Фелисин. — Я понимаю таких, как он, Геборик.
Старик поджал губы.
Она вырвала руку из противоестественной хватки и пошла вперёд.
— Бенет — просто ребёнок по сравнению с этим Леоманом, — прошипел сзади бывший жрец. — Он был просто подонок, сутенёр, тиранивший горстку зашуганных рабов. Любой человек может напыжиться от амбиций, какое бы жалкое положение ни занимал, Фелисин. Ты не просто цепляешься за память Бенета — ты хватаешься за его выдуманный, воображаемый гонор…
Фелисин резко развернулась.
— Ничего ты не знаешь! — зашипела она, дрожа от ярости. — Думаешь, я боюсь того, что может сделать человек? Любой человек? Думаешь, ты знаешь меня? Знаешь мои мысли, мои чувства? Ты — самоуверенный ублюдок, Геборик…
Его смех обрушился на Фелисин, как удар. Она замолчала.
— Милая девочка, — проговорил он. — Ты меня хочешь оставить при себе. В каком качестве? Украшения? Жутковатой диковинки? Выжжешь мне язык, чтобы компенсировать слепоту? Значит, я здесь, чтобы тебя развлекать, — а ты обвиняешь меня в заносчивости! О, это и вправду очаровательно…
— Замолчи, Геборик, — тихо сказала Фелисин, она вдруг почувствовала ужасную усталость. — Если когда-нибудь мы начнём понимать друг друга, слова уже не потребуются. Кому нужны мечи, пока у нас с тобой есть языки? Давай вложим их в ножны и покончим с этим.
Он склонил голову набок.
— Тогда — последний вопрос. Почему ты хочешь, чтобы я остался, Фелисин?
Она не сразу решилась ответить ему, гадая, как он воспримет правду. Ну, уже что-то. Совсем недавно мне было бы наплевать.
— Потому что так ты выживешь, Геборик. Я предлагаю это… ради Бодэна.
Не поднимая головы, бывший жрец медленно провёл запястьем по запылённому лбу.
— Возможно, — проговорил он, — мы ещё научимся понимать друг друга.
Ко входу в канал вела широкая лестница, более тысячи ступеней. У её подножия, на бывшем дне, выстроили в более поздние времена невысокую стену, к которой крепился полотняный навес. Рядом виднелся измазанный пеплом очаг, а старые булыжники, которые прикрывали тайник, валялись теперь вокруг выпотрошенной пирамиды из камней.
Причиной выкрика тоблакая были семь полусъеденных трупов, которые лежали на территории лагеря, укрытые покровом из мух. Кровь на мелком белом песке явно пролилась не больше нескольких часов назад, она всё ещё была чуть клейкой на ощупь. В воздухе стояла вонь вывернутых кишок.
Леоман присел рядом с лестницей, разглядывая звериные следы, которые уходили обратно в город. Несколько минут спустя он взглянул на тоблакая.
— Если захочешь этого убить, пойдёшь один, — сказал он.
Великан оскалил зубы.
— Ненавижу, когда кто-то путается под ногами, — ответил тот, сбросил на землю бурдюк с водой и свёрнутое одеяло и обнажил деревянный меч, держа его так, будто это была просто веточка.
Прислонившийся к каменной стене Геборик фыркнул.
— Собираешься выследить одиночника? Думаю, ты приближаешься к среднему сроку жизни в своём племени, если остальные столь же глупы, как ты. Ну, я лично о твоей смерти горевать не буду.
Тоблакай не нарушил слово и не обратился к Геборику, только ухмылка стала шире. Он обернулся к Леоману:
— Я — отмщенье Рараку против подобных захватчиков.
— Если так, отомсти за моих родичей, — ответил воин пустыни.
Тоблакай сорвался с места и побежал, перепрыгивая через ступеньки, остановился только на самом верху лестницы, чтобы осмотреть следы. В следующий миг он шагнул вперёд и скрылся из виду.
— Одиночник его убьёт, — сказал Геборик.
Леоман пожал плечами.
— Возможно. Однако Ша’ик далеко заглянула в его будущее…
— И что увидела? — спросила Фелисин.
— Она не сказала. Но… ужаснулась увиденному.
— Провидица Апокалипсиса ужаснулась? — Фелисин взглянула на Геборика. Бывший жрец помрачнел, словно только что услышал подтверждение какому-то предчувствию, которое сам испытывал. — Леоман, — проговорила она, — расскажи мне о других её видениях.
Воин начал оттаскивать тела своих родичей на край лагеря. Услышав вопрос, он остановился и поднял глаза.
— Когда ты распахнёшь Святую книгу, они сами откроются тебе. Это — дар Дриджны… один из многих.
