— Я благодарен, — пророкотал ягг. — Мы не будем больше об этом говорить, Маппо.
В наступившей тишине подбежали Псы и выстроились вокруг отряда.
— Идём-идём мы в лабиринт, — пробормотал Искарал Прыщ и хихикнул, когда вдалеке послышался нечеловеческий крик. Псы подняли головы, принюхались, но других признаков тревоги не проявляли. Каждого из зверей окружала аура уверенности, прошитая древностью Псов, точно стальными нитками.
Верховный жрец Тени снова пустился в пляс, конец которому положил Бэран — зверь молнией метнулся вперёд, ударил головой и плечом Искарала Прыща и повалил на землю.
Скрипач хмыкнул, помогая жрецу подняться.
— Ты даже собственного бога умудрился довести, Прыщ.
— Ерунда, — пропыхтел старик. — Это любовь! Щеночек был так рад меня видеть, что перевозбудился.
Они двинулись к лабиринту под небом цвета полированной стали.
Геслер подошёл туда, где Дукер, Бальт и капитан Сон пили некрепкий травяной чай. Сломанный нос капрала покраснел и распух, говорил он теперь гнусаво.
— Больше мы никого на борт поднять не можем, так что будем отчаливать, чтобы поспеть до отлива.
— Как быстро ваши мёртвые гребцы смогут доставить корабль в Арэн? — спросил Сон.
— Долго ждать не придётся. Дня три — не больше. Не бойся, капитан, мы в дороге никого из раненых не потеряем…
— Откуда такая уверенность, капрал?
— На «Силанде» время вроде как остановилось, капитан. С голов всё ещё капает кровь, а их отрубили месяцы, годы, а может, десятилетия назад. Ничего не гниёт. Фэнеровы клыки, да у нас даже борода не растёт, когда мы на борту, капитан.
Сон хмыкнул.
До рассвета оставался час. Звуки бешеной активности в лагере Корболо Дома не стихали. Чародейская завеса мешала колдунам-виканцам выяснить, что там происходит. От неизвестности нервы у всех были напряжены.
— Храни вас всех Фэнер, — сказал Геслер.
Дукер поднял голову, чтобы посмотреть в глаза морпеху.
— Спаси наших раненых, капрал.
— Так точно, историк, именно это мы и сделаем. Может, даже вытащим флот Нока из гавани или пристыдим Пормкваля настолько, что он решит выйти из города. Капитан городского гарнизона — Блистиг — хороший человек, если бы он не отвечал за безопасность в Арэне, был бы уже сейчас здесь. Ладно, может, мы вдвоём сумеем подбавить железа в характер Первого Кулака.
— Твои бы слова… — пробормотал Сон. — Ладно, иди уже, капрал, ты теперь почти такой же уродливый, как я, у меня аж живот сводит.
— У нас там полно лишних глаз — тистеандийских, если хочешь примерить, капитан. Последний шанс.
— Не хочу, капрал, но за предложение — спасибо.
— Всегда пожалуйста. Прощай, историк. Прости, что не получилось лучше с Кальпом и Гебориком.
— Вы сделали больше, чем кто бы то ни было мог надеяться, Геслер.
Солдат пожал плечами и повернулся к стоявшей у берега шлюпке. Затем помедлил.
— И ещё. Командор Бальт?
— Да?
— Мои извинения Кулаку за сломанную руку.
— Сормо сумел её исцелить, капрал, но твои слова я передам.
— Знаешь, командор, — сказал Геслер, прежде чем забраться в шлюпку. — Я тут заметил: у вас с капитаном на двоих три глаза, три уха и почти полная голова волос.
Бальт резко развернулся и пронзил взглядом капрала.
— В смысле?
— Да просто так, заметил. Увидимся в Арэне.
Дукер смотрел, как Геслер в шлюпке пересекает жёлтое полотно реки. Увидимся в Арэне. Несколько неуместно, капрал, зато от чистого сердца.
— До конца дней своих, — вздохнул Сон, — буду помнить Геслера как человека, который назло лицу сам себе нос сломал.
Бальт ухмыльнулся, выплеснул чайную гущу на глинистую землю и под хруст суставов поднялся.
— Племяннику это понравится, капитан.
— Всё дело только в недоверии, дядя? — спросил, поднимая голову, Дукер.
Бальт некоторое время смотрел на него сверху вниз, затем пожал плечами.
— Колтейн бы тебе сказал, что да, историк.
— А ты как думаешь?
— Я слишком устал, чтобы думать. Если хочешь узнать мысли Кулака по поводу предложения Корболо Дома, можешь его сам спросить.
Оба проводили глазами уходящего командора.
Сон хмыкнул.
— Жду не дождусь возможности прочесть твою хронику Собачьей цепи, дед. Жалко, что я не увидел, как ты отправляешь с Геслером в Арэн сундук, битком набитый свитками.
Дукер поднялся на ноги.
— Похоже, никто сегодня не хочет нежно обниматься.
— Может, завтра тебе больше повезёт.
— Может.
— Я-то думал, ты себе нашёл женщину. Из морпехов — как там её звали?
— Не знаю. Мы провели вместе лишь одну ночь…
— Вот как? Меч маловат оказался для ножен?
Дукер улыбнулся.
— Мы решили, что не стоит продолжать. Нам обоим и так хватает невосполнимых потерь…
— Значит, обоим вам ума не хватает.
— Наверное, да.
Дукер шёл по беспокойному, неспящему лагерю. Он слышал разговоры, но в душе его ревело безотрадное знание, и этот звук отдавался в костях.
Историк нашёл Колтейна рядом со штабным шатром: Кулак беседовал с Сормо, Нихилом и Бездной. Его правая рука всё ещё выглядела опухшей и покрасневшей, а на покрытом бисеринками пота лице отражалась боль, вызванная магическим исцелением.
Сормо обратился к историку:
— Где твой капрал Лист?
Дукер удивлённо моргнул.
— Не уверен. А что?
— Его одолевают видения.
— Да, так и есть.
Худое лицо колдуна скривилось.
— Мы ничего не чувствуем в землях впереди. Такая пустота — противоестественна. Эту землю вытерли дочиста, историк, саму душу её уничтожили. Как?
— Лист говорит: когда-то на равнине за лесом шла война. Так давно, что сама память о ней истёрлась. Но осталось эхо, заключённое в каменных костях земли.
— Кто вёл эту войну, историк?
— Это ему ещё не открылось. Призрак ведёт Листа во снах, но ясных откровений ждать не приходится. — Дукер помедлил, затем вздохнул. — Это призрак яггута.
Колтейн посмотрел на восток, словно хотел хорошенько рассмотреть бледнеющий горизонт.
— Кулак, — сказал через минуту Дукер, — Корболо Дом…
Неподалёку вдруг началась суматоха. Оба развернулись и увидели, что к ним сломя голову мчится аристократ. Историк нахмурился, затем узнал его.
