— Спишь с открытыми глазами, приятель?
Калам вздрогнул, нахмурился, глядя на капитана.
— Кормчий этого парусного судна говорил, — промурлыкал Салк Элан, — что дни идут странно с тех пор, как мы вышли в открытое море. Тем самым он интересовался твоим мнением, Калам.
— Прошло четыре дня с тех пор, как мы вышли из Арэнской бухты, — пробурчал убийца.
— Вот оно как? — переспросил капитан. — Ты уверен?
— Что ты имеешь в виду?
— Кто-то всё время текучку переворачивает, видишь ли.
— Что? — А, понятно — то, в чём течёт песок. Боги, он что, на ходу слова придумывает? — Хочешь сказать, что на «Затычке» всего одни песочные часы?
— Официальное время замеряется по одним часам, — сообщил Элан.
— А все остальные идут вразнобой, — добавил капитан, вновь наполняя свой кубок. — Четыре дня… или четырнадцать?
— У нас тут какой-то философский диспут? — подозрительно осведомился казначей.
— Не совсем, — сумел выдавить из себя капитан, одолев отрыжку. — Мы вышли из гавани в первую ночь четвертной луны.
Калам попытался вспомнить прошлую ночь. Он стоял на баке, под чистым небом. Луна уже зашла? Нет, стояла на горизонте, прямо над кончиком созвездия, известного под названием «Кинжал». Конец трёхчетвертной луны. Но это же невозможно.
— И десяток долгоносиков, — продолжил капитан. — По ним время можно отмерять не хуже, чем по часам. Их десяток набирается примерно за две недели, если только мука не была паршивая с самого начала, но кок утверждает, мол, отличная…
— Он ещё будет клясться, будто приготовил нам сегодня обед, — с улыбкой сказал Салк Элан, — но наши желудки ворчат, что на еду это было вовсе не похоже. В любом случае, спасибо за развеянные сомнения.
— Ну, сударь, это у вас аргумент стальной — и такой острый, что порезаться можно, да только у меня шкура толстая и упрямства — на двоих хватит.
— И это заставляет меня невольно вами восхищаться, капитан.
Да о чём они говорят, Худ разбери? Точнее, о чём они не говорят?
— Нельзя даже на стук собственного сердца полагаться — учтите, я только до четырнадцати считать и умею, поэтому хочешь не хочешь, а запутаешься, ну да мы ведь вроде про путы тут и говорим, если не ошибаюсь.
— Капитан, — сказал казначей, — ваши слова меня начинают всерьёз тревожить.
Салк Элан добавил:
— Вы в этом не одиноки.
— Я вас обидел, сударь? — Лицо капитана покраснело, когда он взглянул на казначея.
— Обидел? Нет. Озадачил. Осмелюсь заметить, мне остаётся лишь заподозрить, что вы повредились рассудком. Я обязан обеспечить безопасность этого судна, поэтому у меня нет выбора…
— Нет выбора?! — взорвался капитан, вскочив со стула. — Слова да власть — как песок. Что течёт между пальцами, то и с ног тебя собьёт! Я тебе покажу безопасность, потный ты кусок сала!
Калам отодвинулся от стола, когда капитан шагнул к двери каюты, пытаясь на ходу натянуть плащ. Салк Элан даже не шелохнулся, глядя на него с натянутой улыбкой.
В следующий миг капитан распахнул дверь каюты и, вылетев в коридор, заревел, призывая первого помощника. Его сапоги молотками загрохотали по доскам, когда капитан побежал к камбузу.
Дверь каюты со скрипом покачивалась на петлях.
Казначей открыл рот, закрыл, затем снова открыл.
— Какой выбор? — прошептал он, ни к кому не обращаясь.
— Не ваш, — протянул Элан.
Аристократ обернулся к нему.
— Не мой? А кому ещё, как не человеку, облечённому долгом сохранения казны Арэна…
— Так это официально называется? А может, «наворованного Пормквалем»? На ящиках в трюме печати Первого Кулака, а не имперский скипетр…
А ты тоже заглянул в трюм, Салк Элан? Интересно.
— Эти ящики запрещено трогать под страхом смерти! — прошипел казначей.
В улыбке Элана сквозило отвращение.
— Ты делаешь за вора грязную работу, и в кого же это превращает тебя самого?
Аристократ побелел. Он молча поднялся и, опираясь руками о стены, чтобы совладать с качкой, пересёк каюту, а затем вышел в коридор.
Салк Элан посмотрел на Калама.
— Ну-с, мой упорный друг, что думаешь о нашем капитане?
— Ничего, чем хотел бы с тобой поделиться, — пророкотал Калам.
— Попытки избегать меня выглядят просто по-детски.
— Ну, лучше так, чем убить тебя на месте.
— Фу, как грубо, Калам, а я ведь так расстарался ради тебя.
Убийца поднялся.
— Не сомневайся, я отплачу тебе сполна, Салк Элан.
— Одной твоей компании мне бы хватило — на этом корабле так трудно найти умного собеседника.
— Могу только посочувствовать, — сказал Калам, направляясь к двери каюты.
— Ты несправедлив ко мне, Калам. Я тебе не враг. Мы с тобой очень схожи.
Убийца задержался на пороге.
— Если ты ищешь моей дружбы, Салк Элан, то этим замечанием сделал огромный шаг назад. — Он вышел наружу и зашагал по коридору.
Убийца поднялся на верхнюю палубу и обнаружил там бешеную суматоху. Матросы закрепляли такелаж и проверяли снасти, остальные убирали паруса. Уже отбили десятые склянки, ночное небо оказалось плотно затянуто тучами — ни одной звезды не было видно.
Капитан подскочил к Каламу.
— Ну что я тебе говорил? Малость померк!
Приближался шквал — воздух вокруг убийцы вихрился, словно ему некуда было деться.
— С юга, — расхохотался капитан, хлопая Калама по плечу. — Мы на охотников сами рванём, верно! Под штормовым кливером да с морпехами на баке мы их протараним в самую глотку! Худ бы побрал этих самодовольных нахвостников — посмотрим, как они будут ухмыляться, когда коротким мечом получат по роже, да? — Он склонился поближе, винный дух ударил Каламу в лицо. — Держи кинжалы наготове, приятель, ночка будет для ближнего дела, верно! — Его лицо вдруг исказилось, капитан рванулся прочь и начал орать на команду.
Убийца смотрел ему вслед. Похоже, всё-таки не паранойя. Этот человек явно чем-то одержим.
Палуба резко накренилась, когда корабль повернул на другой галс. В тот же миг налетел штормовой ветер и погнал «Затычку» вперёд на вздувшихся парусах. Фонари укрыли заслонками, команда принялась за дело, а корабль мчался на север.
Морской бой во время шторма, и капитан хочет, чтобы морпехи взяли вражеский корабль на абордаж, встали на качающейся, исхлёстанной волнами палубе и навязали битву пиратам. Отчаянный человек.
Сзади возникли две крупные фигуры, они остановились по обе стороны от убийцы. Калам поморщился. Оба телохранителя казначея с первого же дня слегли от морской болезни и выглядели так, будто способны разве что наблевать убийце на сапоги, однако не отступали и держали в руках оружие.
