Ирп заворчал.
Радд поднёс бутылочку к острому уху и потряс.
— Ага! Он внутри, как надо!
— Хорошо, пошли тогда…
— Нет ещё. Тело надо забрать. Смертные в этом смысле капризные — другого он не захочет. Так что давай, Ирп, снимай.
— Да от него же ничего не осталось… — начал нудить Ирп.
— Точно, поэтому и нести будет проще, верно?
Продолжая ворчать, Ирп забрался на дерево и начал выдёргивать железные колья.
Радд удовлетворённо слушал его нытьё, а затем поёжился.
— Поторопись, чтоб тебя! Тут как-то неуютно.
Веки ягга задрожали, затем распахнулись, глаза впились в звериное лицо над ним. Недоумение сменило узнавание.
— Трелль по имени Маппо. Мой друг.
— Как ты себя чувствуешь, Икарий?
Ягг чуть шевельнулся и поморщился.
— Я… я ранен.
— Да. Боюсь, я свои последние два эликсира отдал другим, так что не могу тебя как следует подлечить.
Икарий сумел улыбнуться.
— Уверен, что, как всегда, нужда была велика.
— Боюсь, ты бы так не подумал. Я спас жизнь двум собакам.
Улыбка Икария стала шире.
— Должно быть, достойные псы. Расскажешь мне о них. Помоги подняться, пожалуйста.
— Ты уверен?
— Да.
Маппо поддержал Икария, когда тот с трудом поднялся на ноги. Ягг зашатался, но восстановил равновесие. Поднял голову и осмотрелся.
— Где… где мы?
— Что ты помнишь?
— Я… ничего не помню. Нет, постой. Мы увидели демона — аптора — и решили пойти за ним. Да, это я помню. Это.
— Верно, мы теперь далеко на юге, Икарий. Сюда нас выбросило с Пути. Ты ударился головой о камень и потерял сознание. Идти за этим аптором — это была ошибка.
— Очевидно. Сколько… времени прошло?
— День, Икарий. Всего лишь день.
Ягг выпрямился, силы явно возвращались к нему, и Маппо наконец решил, что можно отойти, но всё равно придерживал Икария за плечо.
— К западу отсюда лежит Ягг-одан, — сказал трелль.
— Да, хорошая идея. Признаюсь, Маппо, я чувствую, что разгадка близка. Очень близка.
Трелль кивнул.
— Сейчас рассвет? Ты собрал наш лагерь?
— Да, но я бы предложил сегодня пройти совсем немного — пока ты не оправишься окончательно.
— Да, мудрое решение.
Однако они задержались ещё на час, потому что Икарию было нужно смазать маслом лук и наточить меч. Маппо терпеливо ждал, сидя на валуне, затем ягг наконец поднялся, повернулся к нему и кивнул.
Друзья зашагали на запад.
Через некоторое время Икарий посмотрел на Маппо.
— Что бы я без тебя делал, друг мой?
Морщинки вокруг глаз трелля дрогнули, затем он грустно улыбнулся и ответил:
— Даже не думай об этом.
Впереди раскинулась бесконечная пустошь, известная как Ягг-одан.
Эпилог
Худовы духи открыли
войско нестройное.
Шёпоты смерти
в хлопанье крыльев.
Грустная мелодия обладает
особой красой, ибо песнь разрушения
плодородна.
Рыбак. Виканская погребальная
Сжимая в руках глиняную бутылочку, молодая вдова вышла из юрты лошадницы и побрела по разнотравью за стойбищем. Небо над головой было пустынным и казалось женщине безжизненным. Она тяжело ступала босыми ногами, приминая пожелтевшую траву.
Пройдя тридцать шагов, женщина остановилась и опустилась на колени. Она смотрела на безбрежную Виканскую равнину, сложив руки на раздутом животе. Бутылочка лошадницы казалась тёплой и гладкой в мозолистой ладони.
Поиск завершился, вывод был неизбежным. Ребёнок у неё во чреве был… пуст. Существо без души. Перед внутренним взором женщины возникло бледное, покрытое бисеринками пота лицо лошадницы, вновь зазвучали, как ветер, слова: Даже колдун должен оседлать душу — дети, которых они взяли, ничем не отличались от прочих. Ты понимаешь? То, что зреет в тебе, не имеет… ничего. Это создание проклято — почему, ведомо лишь самим духам.
Дитя в твоём чреве нужно вернуть земле.
Женщина выдернула пробку. Придёт боль — сначала, затем — прохладное онемение. Никто в стойбище не будет смотреть, все отведут глаза в этот миг позора.
Горизонт на севере заволокла грозовая туча. Она росла, приближалась — тёмная и громадная.
Вдова поднесла бутылочку к губам.
Рука метнулась у неё над плечом и схватила за запястье. Молодая женщина вскрикнула, развернулась и увидела лошадницу — та тяжело дышала и смотрела широко распахнутыми глазами на грозовую тучу. Бутылочка упала на землю. Люди со всего стойбища бежали к двум женщинам.
Вдова смотрела на морщинистое лицо старухи, видела страх и… надежду?
— Что? Что случилось?
Лошадница, казалось, не могла говорить. Только продолжала смотреть на север.
Грозовая туча залила тенью ближние холмы. Вдова повернулась и ахнула. Это была не туча. Вьющаяся, бурлящая масса черноты мчалась на них, словно великан, от неё отделялись побеги, затем снова вливались в основное облако.
Вдову охватил ужас. Боль вспыхнула в руке там, где её сжимала лошадница, — так сильно, что казалось, вот-вот сломается кость.
Мухи! Ох, нижние духи, — это мухи…
Туча приближалась — рокочущая, гремящая, ужасная.
Лошадница закричала от невыразимой боли, будто давала голос тысяче скорбящих душ. Выпустив руку вдовы, она рухнула на колени.
Сердце молодой женщины вдруг заколотилось, она поняла.
Нет, не мухи. Воро́ны. Воро́ны, столько воро́н…
У неё в животе шевельнулся ребёнок.
Так заканчивается второе сказанье из Малазанской Книги Павших
Глоссарий
Племена субконтинента Семи Городов
Араки: Пан’потсун-одан
Бхиларды: восточная часть от Нэнот-одана
Гралы: всхолмья Эрлитана вплоть до Пан’потсуна
Дебральцы: северные регионы
Дхис’бальцы: холмы Омари и Нахаль
Кан’эльды: к северо-востоку от Убарида
Кхеран-дхобри: равнина Гэлиин
