— Кто ты такая, девчонка? Его давно потерянная дочка? Худов дух! Приди же в себя! Отвечай — что это сейчас такое было в кабинете? Бодэн? Кто тебе Бодэн? Говори!
— Он… он никто…
Тыльная сторона его ладони врезалась в лицо Фелисин, словно мешок с камнями. Яркий свет вспыхнул перед глазами, когда она упала на бок. Из носу хлынула кровь, Фелисин растянулась среди гниющих отбросов. Тупо глядя на землю в шести дюймах от себя, она не могла оторвать глаз от растекающейся в пыли красной лужицы.
Бенет вздёрнул Фелисин на ноги и с силой приложил спиной о деревянную стену.
— Твоё полное имя, девчонка. Отвечай!
— Фелисин, — пробормотала она. — Просто Фелисин…
Бенет снова замахнулся.
Она увидела метки, которые её зубы оставили чуть выше костяшек.
— Нет! Клянусь! Я сирота…
От недоверия глаза Бенета стали совсем безумными.
— Кто?!
— Меня нашли у ворот монастыря Фэнера на острове Малаз… Императрица обвинила… поклонников Фэнера. Геборик…
— Твой корабль пришёл из Унты, девчонка. Ты за кого меня держишь? Ты же благородная…
— Нет! Просто обо мне заботились. Пожалуйста, Бенет. Я не вру. Не понимаю, чего хотел Саварк. Может, Бодэн наврал с три короба, чтобы спасти свою шкуру…
— Твой корабль пришёл из Унты. Ты в жизни не была на Малазе. Монастырь твой — возле какого города он находится?
— В Джакате. На острове всего два города. Второй — Малаз. Меня туда отправили на лето. Учиться. Я должна была стать жрицей. Спроси Геборика, Бенет. Пожалуйста.
— А ну назови мне самый бедный квартал Малаза?
— Самый бедный?
— Живо!
— Я не знаю! Храм Фэнера стоит в Портовом! Он самый бедный? За городом вдоль дороги в Джакату трущобы. Я там только лето провела, Бенет! И Джакаты почти не видела — нам не разрешали выходить! Пожалуйста, Бенет, я ничего не понимаю! За что ты меня бьёшь? Я же всё делала, чего ты хотел — спала с твоими друзьями, позволяла собой торговать, я себя сделала ценной…
Бенет снова ударил её, он уже не пытался добиться ответов или разобраться в отчаянном вранье — в его глазах сверкнуло новое чувство, породившее раскалённый добела гнев. Он бил её методично, в холодной, безмолвной ярости. После нескольких первых ударов Фелисин скорчилась от боли, прохладная пыль затенённого переулка казалась бальзамом там, где касалась тела. Фелисин попыталась сосредоточиться на дыхании, втягивала воздух, одолевая волны агонии, которую порождало это усилие, медленно выпускала его — ровным потоком, который уносил боль прочь.
В какой-то момент она поняла, что Бенет остановился, наверное, и ударил-то всего несколько раз, а потом ушёл. Фелисин лежала, свернувшись, в переулке, тонкая полоска неба над головой быстро темнела в сумерках. Она слышала голоса на соседней улице, но сюда никто не заглядывал.
Потом Фелисин снова пришла в себя. Видимо, потеряла сознание, пока ползла к выходу из переулка. В дюжине шагов впереди виднелась освещённая факелами Рабочая дорога. По ней пробегали тёмные фигуры. Несмотря на громкий звон в ушах, Фелисин слышала крики и вопли. В воздухе стоял запах дыма. Она хотела ползти дальше, но снова провалилась в темноту.
Лба коснулась прохладная ткань. Фелисин открыла глаза.
Геборик наклонился над ней, будто изучал зрачки — один, затем другой.
— Ты здесь, девочка?
Челюсть болела, губы сковывала засохшая корка. Фелисин кивнула и только теперь поняла, что лежит в собственной кровати.
— Я сейчас вотру немного масла тебе в губы, попробуем их открыть так, чтобы не было очень больно. Тебе нужна вода.
Она снова кивнула и приготовилась терпеть, пока историк прикладывал ко рту смоченную маслом тряпку, привязанную к левой культе. Продолжая работать, он снова заговорил:
— Богатая на события ночь для всех нас. Бодэн сбежал из тюрьмы, поджёг несколько зданий, чтобы отвлечь внимание. Он прячется где-то здесь, в Черепке. Никто не пытался взобраться на стены у гребня или за Утопным озером. По крайней мере, стражники на кордонах у Жучьей дороги не сообщали о попытках прорыва. Саварк объявил награду — хочет получить ублюдка живым, потому что Бодэн ни много ни мало убил троих его людей. Подозреваю, дело не только в этом, как полагаешь? А потом Бенет сообщил, что ты не вышла сегодня на работу в Загибы, так что я задумался. И вот я подошёл поговорить с ним во время полуденного перерыва — сказал, что видел тебя у Булы вчера ночью, мол, он тебя отпустил, потому что ты поизносилась, глотаешь больше дыма, чем воздуха, словно не он в этом виноват. Но он-то говорит и говорит, а я смотрю на его костяшки. Бенет вчера с кем-то дрался, но сам получил только отметины от чужих зубов на руке. И что ж, закончив прополку, я дождался момента, когда на старого Геборика никто не станет обращать внимания, и отправился обыскивать тупики и переулки, признаюсь, ожидая худшего…
Фелисин оттолкнула его руку. Медленно она открыла рот, морщась от боли и чувствуя, как заново открываются ранки.
— Бенет, — прохрипела она. Каждый вздох отдавался в груди болью.
Взгляд Геборика потяжелел.
— Что до него?
— Передай… ему… что я… прошу прощения.
Старик медленно распрямился.
— Я хочу, чтобы… он меня взял обратно. Передай. Пожалуйста.
Геборик поднялся.
— Отдохни, — проговорил он до странности ровным голосом и пропал из виду.
— Воды.
— Сейчас. Потом спи.
— Не могу.
— Почему?
— Не могу… без трубки. Не могу.
Фелисин почувствовала на себе его взгляд.
— У тебя кровоподтёки в лёгких и сломаны несколько рёбер. Чай подойдёт? Настой дурханга.
— Только покрепче.
Услышав, как он наполняет чашку водой из бочонка, Фелисин закрыла глаза.
— Неплохая история, девочка, — сказал Геборик. — Сирота. Повезло тебе, что я быстро соображаю. Я бы сказал, что теперь Бенет тебе, скорее всего, верит.
— Зачем? Зачем ты мне это говоришь?
— Чтобы успокоить. Думаю, я хочу сказать… — Он подошёл к кровати, сжимая между культями чашку с водой. — …Он, вероятно, возьмёт тебя обратно, девочка.
— Я… я тебя не понимаю, Геборик.
Он смотрел, как Фелисин подносит чашку к губам.
— Да, — проговорил историк. — Не понимаешь.
Словно гигантская стена, песчаная буря спустилась с западных склонов Эстарских холмов и приближалась к береговой дороге с мертвящим воем. Хотя такие бури были редки на полуострове, Калам уже сталкивался с их яростью. Первым делом нужно было сойти с дороги. Она кое-где подбиралась слишком близко к обрыву над морем, а в таких местах утёсы частенько рушились.
