— Я заявляю о том, кто я есть, — небрежно ответил Калам. Он уже определил, откуда звучит голос — из глубокой тени у сточного колодца за левой башней. На убийцу был направлен взведённый арбалет, но Калам знал, что сможет уклониться от стрелы, если скатится с седла так, чтобы жеребец оказался между ним и незнакомцем. И дело завершат два точно брошенных в тёмную фигуру в тени ножа. Ничего опасного.
— Разоружи его, — добавил голос.
Две крепкие руки сомкнулись на запястьях Калама и сильно потянули назад, так что разразившийся яростными проклятьями убийца проехал по крупу коня и оказался на земле. В тот же миг руки подхватили его и швырнули лицом вниз на камни. Удар вышиб воздух из лёгких. Калам беспомощно корчился на земле.
Он услышал, как тот, что заговорил, поднялся из своего убежища за колодцем и подошёл ближе. Жеребец попытался его укусить, но успокоился, едва незнакомец произнёс одно-единственное тихое слово. Убийца услышал, что седельные сумки сняли с коня и поставили на землю. Открыли.
— Ага, значит, это он.
Руки отпустили Калама. Со стоном убийца перевернулся. Над ним возвышался настоящий великан. Татуировки покрывали его лицо так густо, что напоминали трещины в разбитом стекле. Слева с плеча на грудь спускалась толстая коса. Поверх доспеха, который, похоже, собрали из раковин моллюсков, великан набросил плащ из шкуры бхедерина. Деревянная рукоять и каменное навершие какого-то клинкового оружия торчали под левой рукой. Широкий пояс, удерживавший набедренную повязку, был украшен странными предметами, которые показались Каламу похожими на засушенные шапки грибов разных размеров. Росту в незнакомце было больше семи футов, но всё равно он казался широким из-за огромной горы мускулов. Глаза на плоском лице ничего не выражали.
Восстановив дыхание, убийца сел.
— Чародейская тишина, — проворчал он себе под нос.
Человек, который сейчас держал в руках Книгу Апокалипсиса, услышал и фыркнул:
— Воображаешь, что никто из смертных не может подкрасться к тебе так, чтобы ты не услышал. Убеждаешь себя, что для этого нужна магия. И ошибаешься. Мой спутник — тоблакай, беглый раб с плато Лейдерон в Генабакисе. Семнадцать раз он встретил лето и лично убил сорок и одного врага. Их уши у него на поясе. — Человек поднялся и протянул Каламу руку. — Добро пожаловать в Рараку, Податель. Наше долгое бдение подошло к концу.
Поморщившись, Калам принял протянутую руку и легко поднялся на ноги. Убийца стряхнул пыль с одежды.
— Значит, вы не разбойники.
Незнакомец рассмеялся.
— О нет. Я — Леоман, капитан телохранителей Ша’ик. Мой спутник отказывается называть своё имя незнакомцам, на том и остановимся. Нас двоих она избрала.
— Я должен подать Книгу в руки Ша’ик, — заявил Калам, — а не тебе, Леоман.
Низкорослый воин — судя по цвету кожи и одежде, дитя этой пустыни — протянул ему Книгу.
— Конечно. Прошу.
Убийца осторожно принял тяжёлый, потрёпанный том.
Позади заговорила женщина:
— Теперь можешь отдать её мне, Податель.
Калам медленно закрыл глаза, пытаясь собрать в кулак истрёпанные нервы. Он обернулся.
Никаких сомнений. От невысокой женщины с медвяной кожей волнами раскатывалась сила, запах пыли и песка, иссечённого ветрами, вкус соли и крови. Довольно невзрачное лицо покрывали глубокие морщины, так что казалось — ей около сорока, хотя Калам подозревал, что она младше: Рараку — суровая обитель.
Непроизвольно Калам опустился на одно колено. Вытянул вперёд Книгу.
— Я подаю тебе, Ша’ик, Апокалипсис.
И вместе с ним море крови — сколько невинных жизней погибнет, чтобы только низвергнуть Ласиин? Худ меня побери, что же я наделал?
Вес Книги покинул его руки, когда Ша’ик приняла её.
— Она повреждена.
Убийца поднял глаза и медленно поднялся.
Ша’ик хмурилась, касаясь пальцем оторванного угла кожаного переплёта.
— Что ж, не стоит удивляться, ей ведь тысяча лет. Благодарю тебя, Податель. Присоединишься ли ты теперь к моему отряду воинов? Я чувствую в тебе великое дарование.
Калам поклонился.
— Я не могу. Моя судьба — в другом.
Беги, Калам, прежде чем захочешь испытать умения этих телохранителей. Беги, пока неуверенность не погубила тебя.
Её тёмные глаза испытующе впились в него, затем удивлённо расширились.
— Я чувствую часть твоего устремления, хоть ты и хорошо его прячешь. Скачи. Путь на юг открыт для тебя. Более того, я дам тебе охрану…
— Мне не нужна охрана, Провидица…
— Но тем не менее ты её получишь.
Ша’ик взмахнула рукой, и из мрака выступила громадная, неуклюжая фигура.
— Священная! — предостерегающе зашипел Леоман.
— Ты усомнился во мне? — резко спросила Ша’ик.
— Тоблакай — сам по себе стоит армии, да и мои умения немалы, Священная, но всё же…
— С самого детства, — перебила его Ша’ик ломким голосом, — одно видение владело мною больше, чем остальные. Я видела этот миг, Леоман, — тысячу раз! На заре я открою Книгу, и поднимется Вихрь, и из него я восстану… обновлённой. «С клинком в руке и без руки, дающей мудрость» — таковы слова ветра. Молодая, но старая. Одна жизнь полная, другая — незавершённая. Я видела, Леоман! — Она судорожно вздохнула. — Я не вижу другого будущего, кроме этого. Мы в безопасности. — Ша’ик снова обернулась к Каламу. — Недавно у меня появился… питомец, которого я теперь посылаю с тобой, ибо чувствую в тебе… особые возможности, Податель.
Она вновь взмахнула рукой. Огромная неуклюжая фигура придвинулась, и Калам невольно отступил на шаг. Жеребец тихо взвизгнул и замер, дрожа крупной дрожью.
Леоман сказал:
— Аптори, Податель, из владений Тени. Её прислал в Рараку Престол Тени, чтобы… шпионить. Теперь она принадлежит Ша’ик.
Это было кошмарное чудовище: ростом около девяти футов, на двух коротких и тонких задних лапах. Единственная передняя нога — длинная и многосуставная — торчала из странно разветвлённой груди. От изогнутых, угловатых лопаток поднималась гибкая шея демона, которая заканчивалась плоской вытянутой головой. Тонкие, как иглы, зубы торчали из пасти, уголки которой приподнимались наверх, так что на морде застыла вечная ухмылка вроде дельфиньей.
Голова, шея и конечности были чёрными, а торс — тёмно-серым. Единственный плоский чёрный глаз смотрел на Калама до ужаса разумным взглядом.
Убийца увидел на демоне едва зажившие шрамы.
— Он дрался?
Ша’ик нахмурилась.
— Д’иверс. Пустынные волки. Она их отогнала…
— Скорей, это было тактическое отступление, — сухо добавил Леоман. — Это создание не ест и не пьёт, по крайней мере, мы этого никогда не видели. И хотя Священная полагает иначе, оно кажется совершенно безмозглым — взгляд, вероятнее всего, только маска, за которой мало что скрыто.
