– Ты слишком добр, – возразил Эверард. – Посуди сам. Ты вращаешься в обществе важных людей, богатых, образованных, а я всего-навсего неотесанный старый вояка-наемник. Мне бы не хотелось ставить тебя в неловкое положение.
Гиппоник искоса взглянул на своего спутника. Такому детине, несомненно, трудно было подыскать подходящего коня, который наверняка обошелся ему в кругленькую сумму. Амуниция Меандра – груба и незатейлива, за исключением меча у бедра. Больше никто в караване не носил оружия с тех пор, как путешественники ступили на безопасную территорию и отпустили нанятых стражей. Но Меандр занимал особое положение.
– Послушай, – сказал Гиппоник, – мое ремесло требует умения разбираться в людях. Скитаясь по миру, тебе тоже поневоле пришлось много повидать. Больше, чем ты показываешь. Я полагаю, ты заинтересуешь и моих компаньонов. И честно говоря, мне это совсем не повредит, когда дойдет до заключения сделок, что я задумал.
Эверард усмехнулся, и черты его сурового лица сразу смягчились. У него были светло-голубые глаза, каштановые волосы, перебитый в каком-то давнем сражении нос – о сражениях Меандр вспоминал скупо, как, впрочем, и обо всем остальном.
– Что ж, я могу славно развлечь твоих дружков, – процедил он.
Гиппоник посерьезнел.
– Я не собираюсь делать из тебя балаганное чудо, Меандр. Пожалуйста, не сомневайся в этом. Мы ведь друзья. Нам ведь столько довелось вместе пережить. Настоящий мужчина всегда распахивает двери дома для своих друзей.
– Хорошо. Спасибо, – после некоторой паузы отозвался Эверард.
«Я тоже привязался к тебе, Гиппоник, – подумал он. – И не потому, что мы прошли через отчаянные испытания. Та жаркая схватка, затем бурный поток, из которого мы чудом спасли трех мулов… да и другие приключения. Но именно в таких путешествиях и познаешь, кто твои попутчики…»
Они следовали вместе из Александрии Эсхата на реке Яксарт, последнего и самого пустынного из тех городов, которые основал и назвал в свою честь великий завоеватель, из того самого города, где Эверард нанялся на службу. Александрия находилась в пределах Бактрианского царства, но лежала на самой его окраине, и кочевники, обитавшие за рекой, повадились в том году совершать на город набеги, пользуясь отсутствием войск гарнизона: их перебросили на тревожную юго-западную границу. Гиппоник радовался, заполучив стража высшего разряда, хотя и вольнонаемного. И не напрасно: в дороге им пришлось отбиваться от разбойного нападения. Дальше путь на юг тянулся через Согдиану – пустынную, дикую и суровую местность. Лишь кое-где попадались там орошенные и возделанные земли. Сейчас караван пересек реку Оке и приближался к самой Бактрии, к дому…
«…Как и должны, по данным наблюдений. Сегодня утром в течение нескольких минут за нами следили оптические приборы с борта беспилотного космического корабля, затем орбита увлекла его прочь до новых встреч. Вот почему я оказался в Александрии, рядом с тобой, Гиппоник. Я получил информацию, что твой караван достигнет Бактрии в подходящий для моих целей день. Кроме того, ты мне понравился, плут, и я молю Бога, чтобы ты пережил все, уготованное твоему народу».
– Прекрасно, – сказал купец. – Ты ведь не жаждешь потратить свой заработок на блошиную подстилку на постоялом дворе? Отдохнешь, насладишься жизнью. Тебе, несомненно, подвернется работа получше этой. Поищи ее сам, без посредников. – Гиппоник вздохнул. – Как бы мне хотелось предложить тебе постоянную службу, но лишь Гермесу ведомо, когда я вновь пущусь в путь. Все эта война проклятая…
В последние дни до них доходили разные новости, путаные, но удручающие. Антиох, правитель Сирии из династии Селевкидов, начал вторжение в Бактрию. Эфидем Бактрийский с войском двинулся ему навстречу. Молва доносила вести об отступлении Эфидема.
Гиппоник отогнал грустные мысли.
– Ха! Знаю, почему ты отпираешься! – воскликнул он. – Боишься упустить случай потаскаться по злачным уголкам Бактрии, если остановишься в гостях в приличном семействе! Неужели та малышка с флейтой не ублажила тебя две ночи назад? – Гиппоник ткнул Эверарда большим пальцем под ребро. – Утром она поковыляла от тебя на полусогнутых. Постарался, ничего не скажешь!
Эверард посуровел.
– А тебе какое дело? – буркнул он. – Твоя, что ли, оказалась хуже?
– Ну ладно, не кипятись! – прищурился Гиппоник. – Похоже, ты раскаиваешься. Может, мальчика попробуешь? Хотя мне почему-то кажется, что это не в твоем вкусе.
– Да, не в моем.
Хотя подобное развлечение подошло бы авантюрной натуре человека, роль которого выбрал для себя Эверард: наполовину – варвара, наполовину – эллина из Северной Македонии.
– Я просто не привык распространяться о своих пристрастиях, только и всего.
– Да уж, это действительно так, – пробормотал Гиппоник.
Как в банальном анекдоте – ничего личного.
Эверард понимал, что ему не следовало так реагировать на шутку Гиппоника.
«Почему я разозлился? Он поддел меня без злого умысла». После долгого воздержания мы вновь оказались в обжитых краях и остановились в караван-сарае, где к услугам путников были девушки. Я отменно провел время с Атоссой. Ничего больше. Может, я совершил ошибку, расставшись с нею? Славная девчонка! Она заслуживает большего, чем дает ей жизнь. Огромные глаза, красивая грудь, узкие бедра, опытные, ласковые руки. А какая тоска прозвучала в ее голосе, когда на утренней заре Атосса спросила, вернется ли он когда-нибудь. А ведь, кроме небольшой платы и щедрых чаевых, он ничего ей не дал – разве что проявил внимание и заботу, как стараются делать большинство мужчин двадцатого века в Америке. Хотя здесь и это редкость.
Как сложится ее судьба? Атоссу могли украсть или убить бандиты, продать в рабство в чужую страну, когда армия Антиоха займет Бактрию. В лучшем случае она увянет к тридцати годам от изнурительной поденщины, к сорока изработается, потеряет зубы и умрет, не дотянув до пятидесяти. «Я никогда не узнаю, что станется с ней».
Эверард одернул себя: «Прекрати сентиментальничать». Он ведь не мягкосердечный и впечатлительный новичок. Ветеран, агент-оперативник на службе Патруля Времени, прекрасно осознающий, что история в буквальном смысле слова выстрадана людьми.
«Может быть, я чувствую себя виноватым? Но с какой стати? Есть ли смысл в угрызениях совести? Кто пострадал?»
Определенно не он сам. Искусственные вирусы, введенные в его организм, уничтожали любую болезнь из тех, что мучили людей долгие века. Он не мог наградить Атоссу ничем, кроме воспоминаний.
«И вообще, для Меандра из Иллирии противоестественно было бы упустить такую возможность. Их у меня за всю жизнь набралось столько, что память не вмещает, и не всегда потому, что того требовала служебная необходимость.
Ладно. Ладно. Да. Незадолго до отъезда в эту командировку я виделся с Вандой Тамберли. Ну и что? Ей тоже нет дела до моей жизни».
До сознания Эверарда дошли слова Гиппоника:
