– Я приехал, чтобы убедить вас именно в этом. Последствий вашего столкновения с агентом Корвином и другими больше не существует. Можете выбросить все это из головы и заняться делом.
– Спасибо! Ваше здоровье!
Они подняли бокалы.
Потребуется еще немного времени, чтобы действительно расслабиться.
– Я слышал, что вы готовитесь к новой экспедиции, – заметил Гийон.
Эверард пожал плечами:
– Пустяки. Дело Олтамонта. Не думаю, что вы о нем слышали.
– Нет уж, пожалуйста, расскажите, вы разбудили мое любопытство.
– Ладно. Собственно, почему бы и нет? – Эверард откинулся на спинку кресла, попыхивая трубкой и смакуя пиво. – Тысяча девятьсот двенадцатый год. Назревает Первая мировая война. Немцы полагают, что нашли шпиона, которого смогут внедрить к противнику, – это американец ирландского происхождения, по имени Олтамонт. На самом деле он английский агент и в конце концов очень ловко обводит немцев вокруг пальца. Проблема, с нашей точки зрения, заключается в том, что он слишком наблюдателен и умен. Олтамонт докопался до некоторых странных событий. Они могли вывести его на нашу группу военных исследователей, действовавшую в те годы. Один из исследователей, мой знакомый, обратился за помощью и попросил меня прибыть к ним и придумать что-нибудь, чтобы отвлечь Олтамонта. Ничего существенного. Мы должны сделать так, чтобы ему на глаза ничего необычного больше не попадалось. Так что мне, скорее, предстоит просто развлечение.
– Понятно. Ваша жизнь состоит не из одних только рискованных приключений.
– Лучше бы их совсем не было!
Еще час они проболтали о пустяках, пока Гийон не откланялся.
В одиночестве на Эверарда нахлынула тоска. От кондиционированного воздуха комната казалась безжизненной. Он подошел к окну и распахнул рамы. Ноздри втянули острый запах надвигающейся грозы. Ветер шумно хозяйничал над городом.
Дурное предчувствие вновь охватило его.
«Совершенно очевидно, что Гийон очень влиятельный человек. Неужели люди из далекого будущего прислали его сюда с таким пустячным поручением, как он пытался изобразить? Может, их пугает неподвластный хаос, на что он едва намекнул? Не отчаянная ли это попытка взять хаос под контроль?»
Молния полыхнула, как флаг, стремительно взлетевший над замковой башней. Настроение Эверарда было под стать погоде.
«Выбрось это из головы. Тебе же сказали, что все в порядке. Надо закончить очередную работу, а дальше… В жизни много приятных моментов».
Часть шестая
Изумление мира
1137 год от Рождества Христова
Дверь открылась. Солнечный свет ворвался в лавку торговца шелком и заиграл на всех товарах. Осенний воздух заструился следом, неся с собой прохладу и уличный шум. Спотыкаясь, явился подмастерье. Из полумрака лавки, против света, он казался бесплотной тенью, которая, однако, громко всхлипывала:
– Мастер Жоффре, о мастер Жоффре!
Эмиль Вольстрап вышел из-за конторки, где занимался подсчетами. Его проводили взглядами два мальчика – итальянец и грек, продолжавшие перекладывать рулоны шелка.
– Что случилось, Одо? – спросил Эмиль.
Норманнский диалект, на котором он произнес эти слова, даже ему самому казался жестче.
– Что-то не вышло с моим поручением?
Тонкая фигурка прижалась к нему, уткнувшись лицом в одежду. Он почувствовал, как от рыданий содрогается тело мальчика.
– Мастер, – уловил он сквозь всхлипывания, – король умер. Эту весть передают по всему городу.
Вольстрап разжал руки и, отстранив мальчика, выглянул на улицу. Но сквозь решетки на арочных окнах много не увидишь. Дверь, впрочем, все еще была распахнута. Булыжник мостовой, дом с галереей на противоположной стороне, сарацин-прохожий в белых одеяниях и тюрбане, воробьи, копошащиеся над крошками, – все казалось Эмилю нереальным. Почему они существуют? Все, что он видел, в любой момент могло исчезнуть. Вообще все вокруг. Он тоже.
– Наш король Роже́р? Нет! – решительно произнес Эмиль. – Невозможно. Это ложь.
Одо замолотил руками в воздухе:
– Нет, правда! – Его тонкий голос сорвался. От смущения подмастерье слегка притих. Он глотал слезы и всхлипывал, пытаясь справиться с собой. – Так сказали гонцы из Италии. Он пал в битве. Его армия разбита. Говорят, что и принц тоже мертв.
– Но я точно знаю… – Вольстрап запнулся.
Он со страхом понял, что едва не предсказал то, что случится в будущем, благо вовремя спохватился. Неужели эта весть так потрясла его?
– Откуда люди на улице знают? Такие известия поступают во дворец.
– Г-гонцы… выкрикивали весть народу.
Звук, прорвавшийся сквозь шум Палермо, заглушил их. Блуждая меж городских стен, он вырвался в гавань. Вольстрап знал этот звук. И все знали. Погребальный звон кафедральных колоколов.
Несколько мгновений Вольстрап стоял неподвижно. Где-то вдалеке он увидел подмастерьев на их рабочих местах, осеняющих себя крестом, – католик клал кресты слева направо, православный – справа налево. До него дошло, что и ему следует сделать то же. Это вывело Вольстрапа из оцепенения. Он обернулся к пареньку-греку, самому рассудительному из учеников.
– Михаил, – приказал он, – беги поскорее и разузнай, что на самом деле случилось, да не мешкай, возвращайся!
– Слушаю, мастер! – отозвался ученик. – Они должны огласить новость на площади.
Грек убежал на улицу.
– Займитесь работой, Козимо, и ты, Одо. Забудь, зачем я посылал тебя, – продолжал Вольстрап. – Сегодня мне это уже не понадобится.
Разыскивая что-то в дальней части лавки, он услышал рокот, перекрывший звон колоколов. Не обрывки разговоров, песни, шаги, стук копыт, скрип колес – биение пульса города, а крики, стоны, молитвы на латинском, греческом, арабском, еврейском и целом наборе местных наречий – страх, объявший все окрест.
«Ja, det er nok sandt».
[8]
Он заметил, что в мыслях невольно переключился на датский. Слух, вероятно, не ложный. И если так, то лишь ему одному ведомо, насколько это ужасно.
Догадывался Вольстрап и о причине событий.
Он вышел в маленький сад с бассейном в мавританском стиле. Дом был построен в те времена, когда Сицилией правили сарацины. Купив дом, Вольстрап приспособил его для торговли и для жизни – он не намеревался держать гарем, подобно большинству состоятельных норманнов. Вместо этого в недоступной прежде для посторонних глаз части дома оборудовали склад, кухню, спальни для учеников и слуг, помещения для разных хозяйственных нужд. Лестница вела на верхний этаж, где жил он сам с женой и тремя детьми. Вольстрап поднялся к себе.
