Фойзон высвободился от руки Чаня и побежал. Кардинал последовал за ним, удивляясь тому, что случилось с миром.
Он добежал до фонарного столба, ухватился за него одной рукой и остановился, тяжело дыша. Они вошли в район узких переулков, но тут не было кипящих от возмущения толп. Мужчины в форме спокойно стояли среди беженцев. Там были спешившиеся кавалеристы, снявшие свои медные каски, констебли, даже один священник, но никто не пытался командовать. В отдалении раздавался треск мушкетов. Над городом повисло облако, и его нижний край был оранжевым, как раскаленный стальной горшок, висящий над огнем.
– Почему вы остановились? – окликнул Фойзон.
Чань покачал головой. Запруженные людьми переулки вели к железнодорожному вокзалу.
– Строппинг будет забит людьми. И кто может поручиться, что ваш хозяин не взорвет там еще одну адскую машину?
Делая неохотно еще одну уступку, Фойзон фыркнул.
– Тогда что?
– Шофиль.
– У него нет армии. Это всего лишь один умный человек.
– Он может выдать нам Свенсона и Маделин Крафт.
– Они ушли. Разумнее найти Аксвита – он может предложить лошадей, эскорт.
– Дом Шофиля нам по пути.
Кучка детей уставилась на них: двух странно одетых демонов, беседующих в свете фонаря. Фойзон хмыкнул и полез в карман. Он бросил горсть монет на мостовую. Дети не двинулись. Фойзон раздул ноздри, сожалея о своем бесполезном поступке, и отошел от них. Позади ребят стоял толстый мужчина в заляпанном жилете с тяжелой тростью. Чань протянул руку и щелкнул пальцами. Беспокойно кивнув, мужчина передал ему трость – прочный ясень с рукоятью в форме птицы. Фойзон оглянулся, увидел оружие в руках пленника, но продолжил идти вперед.
Кордон солдат был снят, и вместе с ними ушли и обозленные толпы, узнавшие, что Аксвит и его инженеры приняли решение не пытаться спасать этот район. Оранжевое зарево в небе, казалось, не приближалось к ним, но Чань не знал, сколько домов доживут до зари. Он фыркнул, удивившись этой мысли, вернее, тому, что она стала для него привычной, и сосредоточил внимание на темных окнах дома Друза Шофиля.
– Никого, – прошептал Фойзон с дорожки, ведущей к черному ходу.
Чань пошел за ним к задней двери. За домом не было ни сада, ни конюшни.
– Экипажа нет, – заметил он.
– Жалованье, выделенное лордом Вандаариффом, невелико.
– Почему?
– Шофиль племенник леди Вандаарифф, не кровный родственник. – Фойзон достал нож из кармана шелкового плаща. – Друз Шофиль – паразит, каждое его действие – подражание, не более ценное, чем болтовня попугая.
– Но, если он вступил в союз с более могущественными…
– Вступил в союз, – процедил Фойзон. – Одного слова Вандаариффа достаточно, чтобы любой распластался ниц и умолял его о прощении.
Фойзон вставил нож в замок, но Чань перехватил его руку. Тот мгновенно обернулся, и кардинал отпустил его руку, подняв открытую ладонь.
– Прежде чем вы войдем, расскажите про Королевские термы. Вы сказали, что старые сказки могут оказаться правдой. Какие?
– Это вы тут местный. Я – просто подражатель.
– Не будьте таким вредным. Лучше подскажите, где могут быть графиня и мисс Темпл?
– С вашей старой королевой, гниющей в бассейне.
Дискуссия о Шофиле снова пробудила лояльность Фойзона. Чань отступил. Замок был такой же дешевый, как и все в доме.
Не однажды побывав в роли взломщика, Чань привык делать вывод о характере человека по мебели в его доме, но жилище Друза Шофиля было полностью лишено индивидуальности, как гостиничный номер. Фойзон зажег два огарка свечи и передал один из них Чаню. Кардинал установил его на каминной доске, уставленной одинаковыми китайскими вазами, разрисованными пагодами и бамбуком. Семейного серебра в гостиной также не было, только второсортный чайный сервиз и недорогой столовый прибор массового производства.
В доме стояла тишина. Чань прошел в переднюю, мрачно улыбнувшись, когда заметил отверстие в ширме. Через него можно было подглядывать. Слова Бронка – «женщину и темнокожего мужчину видели», произнесенные в качестве угрозы, на самом деле были предупреждением союзника, предоставлявшим Шофилю право решать, как поступать дальше. Свенсон, наверное, наблюдал за ними из окна, однако Чань не обнаружил никаких следов присутствия доктора.
В глубине дома они обнаружили запертую на висячий замок дверь. Фойзон отдал свою свечу Чаню и вооружился двумя ножами. Первый удар ногой в дверь расшатал болты, прогремел второй удар – и замок был сбит.
– Хуже, чем я опасался, – тихо сказал Фойзон.
Если в остальных комнатах был сдержанный декор, даже стерильный и безжизненный, интерьер этой потаенной комнаты представлял собой просто кричащую имитацию. Каждый сантиметр стен был покрыт алхимическими текстами, которые принимали различные формы – цветы, тела, планеты, почти как на холстах графа. Но Чань побывал в Харшморте, в Парчфелдте, поэтому комната Шофиля для него лишь подчеркивала реальный художественный талант графа. Работы Шофиля были копиями, сделанными старательным, но лишенным дара учеником. Пятна краски, в которых отсутствовала страсть, – в них не было ничего тайного, тревожащего или сумасшедшего.
Пока Чань рассматривал один из рисунков – открытый рот, изогнутые губы которого были составлены из крошечных знаков, он подумал о своей беседе с отцом Локарно о химической свадьбе. Алхимическое повествование было не столько историей, сколько рецептом: последовательность, ингредиенты, действия. Для графа искусство, прекрасное было очень важным, но имелась ли в нем необходимость с точки зрения алхимии? Если вообще допустить, что в алхимии есть какой-то смысл, сыграла ли свою роль вульгарность восприятия Шофиля, если он успешно воспроизводил формулы? Холодок пробежал по спине Чаня: что, если этот недооцененный племянник-паразит Вандаариффа был неожиданно опасным?
– Шофиль хочет унаследовать больше, чем только богатство своего дяди, – сказал он. – Черт бы побрал все эти альянсы! Он ваш враг. Вы говорите, что у него нет близких отношений с дядей. А как насчет союзников лорда: Франсиса Ксонка или Гарольда Граббе?
– Я отсутствовал в последние месяцы. Не знаю.
Эти слова были признанием своего недосмотра, и Чань почувствовал, что Фойзон размышляет, как бы ему исправить эту ошибку.
– А как насчет полковника Артура Траппинга?
– Его можно не принимать в расчет.
– Однако смерть его дочери стоила того, чтобы вы послали курьера с известием о ней?
– У меня были инструкции…
– И все же?
Глаза Фойзона казались еще темнее и глубже в мерцающем пламени свечи.
– У каждого человека свой подход к смерти. Действия могущественных людей, естественно… грандиознее.
