Например, когда вы безотносительно к чему-либо говорите
«стол», всякий человек представит себе то, за чем можно сидеть, на чем можно
есть и писать, то, что стоит на ножках, то, из чего он может быть сделан, то,
как он может выглядеть и т.д., и т.п. Эти и, наверное, еще тысячи других
инструкций заключены в этом наипростейшем, абсолютно незамысловатом слове —
«стол». И так ведь каждое слово, в каждом заложена инструкция, которой, после
акта называния, мы следуем строго и, надо признать, абсолютно слепо. Тут-то
собака и зарыта! В целом, здесь возможны две существенные ошибки: во-первых, мы
можем промахнуться с названием, во-вторых, мы можем также что-то напутать в
инструкциях. Разберем это подробно.
Вот мы рассматриваем пример со столом, а что если принять к
рассмотрению такие слова, как, например, «счастье», «любовь» и т.п.? У каждого
человека найдется не один вариант толкования этого слова, а если суммировать
все существующие на данный счет инструкции и предписания, то катастрофа нам
почти гарантирована. Что такое «любовь» и «счастье» — станет абсолютной
загадкой! Но что же на самом деле называется этими, на первый взгляд, столь
важными словами? В принципе, почти что угодно! Если же, несмотря на очевидные
трудности, мы-таки умудрились втиснуть, привязать, присовокупить эти слова к
чему-нибудь, то теперь нам придется действовать в соответствии с этой
автоматически прилагаемой к ним инструкцией: преумножать, ценить, хранить,
укреплять, защищать и т.п.
Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой —
счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе
на знала, что она — Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я — Чжуан
Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он — бабочка,
то ли бабочка, которой снится, что она — Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и
бабочкой, несомненно, есть различие.
Лао-Цзы
Идем дальше. Например, мы назвали «счастьем» замечательную
дружескую вечеринку, закончившуюся, правда, тяжелой попойкой… А любовью,
представьте, мы назвали тягостное чувство зависимости, возникшее у нас к
человеку, который или возбуждал в нас сильное сексуальное влечение, не
позволяя, впрочем, его реализовать; или содержал нашу персону, предлагая свое
покровительство; или как-то иначе создавал у нас ощущение защищенности —
чувство важное и, безусловно, приятное, однако же любовью отнюдь не являющееся.
Вместе с тем, как мы уже знаем, слово произнесенное сразу же
становится еще и инструкцией, программой действий, требующей своего
немедленного выполнения. В результате один начинает преумножать, ценить,
хранить, укреплять и множить свой алкоголизм, благопристойно называя его
«счастьем», «отдушиной», «единственным развлечением» и т.п., другой — свою
зависимость, облекая последнюю в эпитеты: «любовь», «страсть», «однажды и
навсегда».
Назови они эти вещи так, как сейчас их называем мы, —
«алкоголизмом» и «зависимостью», то и стратегии поведения обоих указанных
персонажей были бы другими, не могли бы не измениться! Понятие «алкоголизм»
предполагает «лечение», «полное прекращение употребления», «завязку» и т.п. А
понятие «зависимость» предполагает необходимость обретения человеком
«независимости», «самостоятельности», «чувства собственного достоинства» и
т.д., т.е. требует принятия мер, чтобы от этой зависимости избавиться. Как это
правильно и как на деле недостижимо!
Однажды назвав нечто так, как мы это назвали, мы работаем
уже, словно заведенные, в этом определенном направлении, нас не остановить, и
мы будем отстаивать это название, это направление до потери сознания, до
последнего издыхания, с пеной у рта и с безумными глазами. Алкоголик,
оказывается, не пьет, а «выпивает», и не запои у него, а «естественное
желание». И зависимый — не в зависимости, он «любит», и «любовь разная бывает»…
Не переубедишь! А ведь дело в одном только названии! Блистательная ловушка,
надо признать, уготована нам нашим упертым сознанием! Блистательная!
Невозможность взаимопонимания
Для специалистов я в свое время написал книжку:
«Психософический трактат», впрочем, о чем там идет речь — трудно понять даже
тем, кому она адресована. Суть же книги, как мне представляется, очень проста:
уже известный нам конфликт «коры» и «подкорки», «сознания» и «подсознания»
создает ситуацию, при которой понимание людьми друг друга — дело невозможное.
Выходит, что человеческий язык создает ситуацию общения, в
которой передающий получает от принимающего свое собственное сообщение в
обращенной форме.
Жак Лакан
То, что нам кажется, что мы понимаем другого человека, есть
лишь досадное недоразумение, которому мы обязаны нашим сознанием, отчаянно не
любящим демонстрировать свою отчаянную несостоятельность.
При этом, что поразительно, спроси любого из нас: есть ли на
земле хоть кто-нибудь, кто понимает тебя так же, как ты сам себя понимаешь? И
ответ будет неизменно отрицательным: нет таких людей! Однако в обыденной жизни
мы жаждем понимания, страдаем от непонимания и пытаемся быть понятыми. Кроме
того, сами мы пребываем в полной уверенности, что кто-кто, а мы-то других людей
«видим насквозь» и «понимаем так, как они и сами себя не понимают».
Заблуждение?.. Более чем!
Ну, и наконец, самое интересное и захватывающее во всей этой
пьесе то, что мы полагаем себя себе понятными. Мы себя знаем, мы понимаем,
почему мы так-то и так-то реагируем, так-то и так-то думаем, так-то и так-то
ощущаем, переживаем, чувствуем. Следовательно, другие люди тоже должны это
понимать. Полная ерунда! Эта понятность лишь кажущаяся, впрочем, неведение и
неизвестность страшат нас настолько, что согласиться с этой очевидной истиной,
еще стариком Фрейдом заявленной, у нас духу не хватает и, к сожалению, долго
еще, по всей видимости, хватать не будет.
Его назвали «мужчиной», ее — «женщиной»
Впрочем, проблема зачастую скрывается не только в том, что
мы ошибочно называем собственные состояния, но и в том, что мы вкладываем в
какое-то понятие ошибочную, не соответствующую ему «инструкцию». Наверное,
самый распространенный пример такой ошибки, с которой мне постоянно приходится
сталкиваться как психотерапевту, есть «инструкция», содержащаяся в словах
«мужчина» и «женщина».
Степень ошибки здесь, как правило, столь велика, а
последствия этой ошибки столь очевидны, что дальше некуда! Все мужчины думают
обо всех женщинах, что женщины — это мужчины, но в отсутствии одних анатомических
образований (пениса, яичек и т.д.) и присутствии других (грудь, влагалище,
матка, яичники и т.д.). Женщины, надо признать, думают точно в таком же ключе,
только, соответственно, о мужчинах, полагая, что те являются женщинами, но с
определенными «анатомическими издержками». Конечно, мы думаем таким образом, не
отдавая себе соответствующего отчета, автоматически. Просто меряем по себе,
проецируем себя (как представителя пола) на другого: в случае женщины — женскую
психическую организацию на мужчину, в случае мужчины — мужскую психическую
организацию на женщину.
Семен Семеныч не верил, что мужчины отличаются от женщин.
Когда ему показали это наглядно, он разразился безудержным смехом: — И это
все?! И из этого столько шума?! Что ты можешь возразить Семен Семенычу? Что ты
при этом чувствуешь?
