Мы же используем в качестве информационных носителей слова,
а потому тонкая чувствительность нам не нужна. Конечно, мы не замечаем указанных
тонкостей отношений не только у животных, но даже у собственных родственников!
Мы игнорируем все, что только можно. Зачастую, приходя домой, мы понимаем, что
забыли зайти в магазин, который был у нас по дороге! Как такое возможно?! Ни
один зверь бы нас не понял! Но все очень просто: мы «задумались», наше внимание
было занято «внутренними» образами.
Так что теперь возникает другой вопрос: а что именно мы
воспринимаем? Воспринимаем ли мы вещи такими, какие они есть, или же такими,
какими мы их воспринимаем? Ответ на этот вопрос прозвучит парадоксально, но
только на первый взгляд: мы воспринимаем даже не вещи, не какие-то определенные
события или предметы, мы воспринимаем собственное отношение к ним.
Древний философ (я должен сказать — один из самых замечательных!)
Эпиктет вывел эту формулу еще две тысячи лет назад: «Вещи не бывают хорошими
или дурными, таковыми их делает наше восприятие их». Сложновато? Отнюдь, нужно
просто вслушаться.
Отмерим, а отрезать не будем
Итак, все вещи, с которыми я сталкиваюсь, имеют для меня
определенное значение, и я испытываю к ним то или иное отношение. Что-то меня
радует, что-то раздражает, что-то расстраивает, что-то пугает. Но являются ли
вещи (события или явления) пугающими, раздражающими, расстраивающими и т.п.?
Это было бы так, если бы они действовали абсолютно одинаково на каждого из нас,
т.е. это было бы так, если бы все мы на все одинаково реагировали. Но ведь все
мы реагируем по-разному! Одного расстроит чья-то безвременная кончина, а другой
по этому поводу придет в настоящий восторг или, по крайней мере, довольство:
«Ну, наконец-то!», «Вот теперь разживемся!», «Так ему и надо».
Жизнь сама по себе — ни благо, ни зло: она вместилище и
блага, и зла, смотря по тому, во что мы сами превратили ее.
Мишель Монтень
Смерть, впрочем, весьма нетривиальный случай, но что уж
говорить о вещах более или менее стандартных, если даже со смертью такое
разночтение получается?! Возьмем для примера тривиальные ситуации. Одного от
врачей просто за уши не вытянешь, другой к врачу даже под дулом пистолета не
пойдет. Одного хлебом не корми — дай на футбольном матче развлечься, другой от
одного слова «футбол» испытывает сильнейший дискомфорт. Один — завсегдатай
выставок и концертов симфонического оркестра, а другой заявляет, что ничего в этом
не понимает и понимать не хочет, потому что «это скучно, старомодно и глупо».
Что ж, вещи, действительно, не бывают хорошими или плохими,
таковыми их делает наше восприятие их. Развернем эту мысль в прагматическом
русле: если какое-то мое восприятие вещи делает эту вещь (для меня!) пугающей,
раздражающей или расстраивающей, значит, если мне того хочется, я, в принципе,
могу начать воспринимать ее как-то по-другому (у других-то получается!), а
потому не буду испытывать данных, весьма тягостных переживаний. Право, как
хорошо придумано!
Землеустроители прорывают каналы, лучники метают стрелы,
плотники пригоняют деревянные детали, мудрый человек формирует себя.
Дхаммапада
Впрочем, тут сразу вспоминается абсолютно плоская, но
чрезвычайно расхожая фраза: «Если что-то тебя не устраивает, измени к этому
свое отношение». Фраза глуповата, а потому многих раздражает. Что значит
«изменить отношение»? Вот, например, если меня кто-то раздражает, я, конечно,
могу изменить к нему свое отношение — считал подлецом, буду считать дураком, но
он все равно меня раздражает! Какая разница?! В этом рецепте не учтено главное:
я не могу изменить свое отношение к чему-либо или к кому-либо, если не изменюсь
сам. Та сторона отношения, та, воспринимаемая мною, вещь (событие или явление),
остается неизменной, следовательно, изменение отношения возможно лишь после
моего собственного изменения. Скажу по-другому: всякое отношение — это
отношение двух сторон, следовательно, если нужно изменить отношение, то
необходимо поменять состояние какой-то одной из них. Поскольку в данном
уравнении первое меняться не хочет (или не может), то, следовательно, меняться
придется мне. И тут я сталкиваюсь с собственными динамическими стереотипами
(привычками) и доминантами (желаниями, которые, впрочем, и сами являются
привычками). Насколько все это непросто, читателю этой книги, я думаю,
дополнительно объяснять не нужно.
Крыса — белая и пушистая
Эксперименты, лишенные всякой гуманности, психологи
проводили не только на животных (как И. П. Павлов, например, на собаках), но и
на людях, даже на детях! Основатель одной из наиболее значительных американских
психологических школ — бихевиоризма — Д. Б. Уотсон провел ставший классическим
эксперимент с одиннадцатимесячным мальчиком по имени Альберт. Задача этого
эксперимента была следующей: следовало доказать, что нейтральный стимул всегда,
при тех или иных обстоятельствах, конечно, может стать для нас — или
положительным, или отрицательным. На Альберте тренировали «отрицательную»
версию…
Альберт очень любил играть с белой крысой, которая за все
время ни разу его не укусила и даже не поцарапала, а сам Альберт, по причине
своей дремучей детскости, не знал, что это животное может быть переносчиком
смертельных болезней, а при определенных обстоятельствах может даже съесть
человека. Короче говоря, Альберт воспринимал эту крысу как милое, белое и
пушистое существо. Но тут появился г-н Уотсон и, памятуя о том, что дети
испытывают страх от сильных и резких звуков, начал учить Альберта уму-разуму.
Однажды, когда Альберт протянул руку, чтобы дотронуться до
своей красноглазой подружки, Уотсон ударил в гонг. От этого звука мальчик
вздрогнул, испугался, отдернул руку и заплакал. Вскоре после этого Альберту
дали кубики, он успокоился и стал в них играть. Но тут кровожадный Уотсон опять
подсунул мальчику крысу. Тот помедлил какое-то время, а потом снова потянулся к
животному. Бум! — раздался очередной звук гонга. Мальчик заревел как
резаный. Крысу забрали, мальчик успокоился и снова стал играть в кубики.
Когда же, через какое-то время, Уотсон в третий раз принес
мальчику крысу, стучать в гонг больше не потребовалось: ребенок орал, полный
ужаса, поскольку устойчивый динамический стереотип реакции тревоги образовался
у него уже окончательно и бесповоротно. Так Уотсон лишил Альберта милого,
белого и пушистого друга. Впрочем, беды несчастного дитяти на этом не
закончились, поскольку, как выяснилось, реакция страха стала возникать у него в
отношении всех более-менее схожих предметов, а именно: собаки, кошки, кролика,
морской свинки, мехового пальто и даже маски Деда Мороза (то бишь
Санта-Клауса). Последний феномен носит название «генерализации отрицательной
эмоции». А вроде бы нейтральные вещи…
Ужас любви и ненависти
Как правило, мы не осознаем следующего: наша проблема отнюдь
не в том, что тот или иной предмет (событие или явление) плох, а в том, что мы
привыкли так (страхом, гневом, печалью) на него реагировать. Почему не
осознаем? Потому что эти процессы «формирования образа» (с присущим ему
качеством) происходят не на уровне сознания, а подсознательно. Сознанию
предметы (события или явления) представляются уже в совершенно готовом,
«качественном» виде (пугающими, раздражающими, расстраивающими)! Что остается
сознанию? Только найти этому качеству объяснения и дополнительные
доказательства. И никакой революции или хотя бы реформации в этом вопросе от
нашего бестолкового и тенденциозного сознания, к сожалению, ожидать не
приходится: если пугает — значит опасен, если раздражает — значит сволочь, если
расстраивает — значит трагедия.
