— Проблема, — сказала она, — в том, что моя задница чешется.
Трабшо уставился на нее, не веря своим ушам.
— Ваша задница чешется! — вскричал он так громко, что сидящие за соседними столиками обернулись в значительном числе и уставились на них обоих.
— Да, — повторила она полушепотом, — моя задница чешется, а моя задница, Юстес, должна сказать вам, никогда меня не подводила.
— Что за… — невнятно залопотал он. Затем: — Даже от вас, Эви, — сказал он с тихим шипением, — это уж слишком.
— Нет-нет, разрешите мне объяснить, — возразила она с достоинством. — Когда бы я ни читала «Ищи убийцу!» кого-нибудь из моих соперниц и соперников — так называемых! — и наталкивалась на какой-нибудь ход, ну, не знаю — мотив, улику, алиби и т. д. — ход, которому я просто не верила, то, даже если я не могла тут же сформулировать для себя, почему я ему не верю, то давным-давно заметила, что в подобном случае моя задница начинает чесаться. Повторяю: она непогрешима. Если моя задница когда-нибудь меня подведет, вселенная утратит всякий смысл.
— А почему вы ни разу не упомянули про нее в ффолкс-Мэноре?
— Право же, Юстес! Моя задница не та тема, чтобы ее касаться в смешанном обществе. К тому же мы тогда только-только познакомились.
— Значит, вы говорите мне, что вы положитесь на свою… свою задницу, вместо того чтобы положиться на меня, а я ведь не просто друг — и друг, я надеюсь, близкий, — но еще и полицейский, который провел свою профессиональную жизнь, расследуя преступления такого рода?
— Да, Юстес, я понимаю, как странно это должно звучать. Все же, каким бы близким другом вы заведомо ни были, в конце-то концов моя задница мне все-таки ближе, и я знаю ее куда дольше, чем вас. Она бдит, даже когда я пишу мои собственные книги. Порой случается, что я чертовски устану, и отчаянно хочу закончить главу, и порчу ее по лени, применив какой-нибудь бородатый, готовенький сюжетный ход. И тут, будто неумолимый Рок, моя задница начинает чесаться, и я понимаю, что просто должна начать с чистого листа и найти замену поумнее и пооригинальнее. Что, должна добавить, я неизменно и делаю.
— Пытаетесь меня одурачить, — буркнул впавший в угрюмость Трабшо.
— Насколько знаю, особенно пытаться мне не требуется, — небрежно парировала она.
Его лицо побагровело.
— Так-так. Теперь вы ехидничаете — ехидничаете удовольствия ради. Поберегитесь, Эви, поберегитесь. В эту игру могут играть и двое.
— Послушайте, — сказала она, — охотно соглашаюсь, что ваша теория привлекательна, нет, правда, очень привлекательна, и пока я не могу объяснить — кроме почесывания моей задницы, — почему она меня смущает.
— Вы, бесспорно, словно бы разделили мое волнение, когда я предположил, что по крайней мере она дает нам намек, из-за чего была убита Кора.
— Верно. Даже сейчас мне это кажется наилучшим аргументом в ее пользу. Но просто в отношении пяти подозреваемых, ну…
— Что?
— Да, у них у всех вроде были мотивы убить Фарджиона, не отрицаю. Но не могу не чувствовать, что некоторые из этих мотивов немного, скажем… слабоваты.
— О! И какие же?
— Леолия Дрейк, например. Неблагоуханная маленькая интриганка, бесспорно, но неужели вы действительно верите, что она была готова убить Фарджиона — и, вспомните, не только Фарджиона, но заодно сними бедную Пэтси Шлютс, — потому что знала или просто предполагала, что в результате режиссура «Если меня найдут мертвой» будет поручена Рексу Хенуэю, а она безоговорочно полагалась на то, что его авторитета достанет, чтобы ей поручили ведущую роль? Должна сказать, мне в это абсолютно не верится.
— Ну-у-у, — оборонительно ответил старший инспектор, сознавая, что в данном случае почва у него под ногами зыбкая. — Я же добавил, что она могла быть сообщницей Хенуэя.
— Даже если так, Юстес, даже если так. И Летиция. Нет, я согласна, что она, как говорится, крепкий орешек. Но в конце-то концов, в своем гнусном намерении Фарджион с ней не преуспел.
— Не вижу, чтобы это что-то меняло. Не забывайте, если это была Летиция, у нее могло и не быть намерения убить Фарджиона. А просто перепугать его до смерти. Не удивлюсь, если здесь мы столкнемся с убийством по неосторожности.
— А Филипп? Французский кинокритик — и убивает? Я имею в виду буквально. Не лезет ни в какие ворота.
— Ах, пожалуйста, обойдемся без набивших оскомину обобщений. Поставьте себя на его место. Всю свою взрослую жизнь он жил и дышал Аластером Фарджионом. Да Фарджион и был его жизнью. В определенном смысле — единственной жизнью, какую он вообще знал. И вот, вместо того чтобы поклоняться ему издалека, он наконец приближается к нему, и не просто как поклонник, но, надеется он, как коллега. Он написал сценарий — идеальный для его обожаемого режиссера, как он верит. И идеальным он и был, не то Фарджион не стал бы его красть. А он его крадет, и все мечты Франсэ рассыпаются прахом. Вообразите же, что должен он был почувствовать, когда ему стало ясно, что всю свою жизнь он потратил на того, кто был совершенно не достоин его поклонения. По моему опыту, люди убивали за меньшее, куда меньшее.
— Может быть, и так… И тем не менее, знаете, Юстес, как вы сами указали, они все говорили по собственной воле и открыто про свое отвращение к Фарджиону. Зачем бы они так поступали, если бы подозревали, что сами, ну, подозреваются в том, что убили его?
— В том-то и дело! — прямо-таки закричал на нее Трабшо. — Они не подозревали! И их не подозревали. Мы расследовали убийство Коры. У них ни на секунду не было причины задуматься, а не следует ли им придержать язык, не распространяться о своем отношении к Фарджиону. В любом случае вы-то уж, Вдовствующая Герцогиня Криминала, должны знать: тончайший способ внушить, что вы кого-то не убивали, это заявить о том, как вы сожалеете, что не сделали этого.
Эвадна Маунт секунду поразмыслила, затем сказала просто:
— Не уверена, Юстес, не уверена.
— Почему же? Моя теория — единственная, которая хоть как-то объясняет, почему кто-то из пятерых мог отравить Кору. Больше нам исходить абсолютно не из чего.
— Не так уж абсолютно. А мой клочок бумаги?
— Да? Один из тех услужливых клочков бумаги, которыми замусорены ваши «Ищи убийцу!»? Будьте серьезны, Эви. Он вряд ли идет в сравнение с тем, что предлагаю я. Помните, что говорил Шерлок Холмс? «Когда вы исключите невозможное, то, что останется, каким бы неправдоподобным оно ни выглядело, должно быть истиной».
Она испустила резкое восклицание.
— Пф, Юстес, пф! Как ни предана я Конан Дойлу, вот эту конкретную максиму я всегда считала абсолютной чушью. В мире существует множество такого, что теоретически невозможно, но вряд ли может оказаться «истиной». Сыграть идеальную партию в гольф, например, одним ударом пройдя восемнадцать лунок. Тот факт, что ваша теория пока единственная, этого отрицать нельзя — пока, Юстес! — которая адекватно объясняет убийство Коры, еще не делает ее истиной. Собственно говоря, — добавила она, — чем больше я о ней думаю, тем более несносной ее нахожу. Так что набейте это в свою трубку и выкурите. Если вы в конце концов решите закурить эту вашу грязную старую трубку.
