– Пошли к ребятам. – Он взялся за дверную ручку, повернулся к Харальду. – Зарисовывать немецкую военную технику, строго говоря, – преступление. Разумней будет никому об этом не говорить. Даже Арне.
Харальд смутился. Значит, брат в этом не участвует! Выходит, даже лучший друг Арне считает, что тот слабак.
– Согласен. При одном условии, – кивнул Харальд.
– Это при каком же? – удивился Поуль.
– Ты мне честно ответишь на вопрос.
– Попытаюсь. – Поуль пожал плечами.
– У нас есть движение Сопротивления, да?
– Да. – Поуль стал серьезен. – И теперь ты в нем участвуешь.
Глава 7
Тильде Йесперсен пользовалась легкими цветочными духами. Их аромат долетал через стол и, как ускользающее воспоминание, дразнил Петера Флемминга. Он представил, как будет источать этот запах ее теплая кожа, когда он снимет с нее кофточку, потом юбку, потом белье…
– О чем ты думаешь? – спросила Тильде.
Петер поборол искушение сказать ей правду. Тогда она сделает вид, что шокирована, но в душе будет польщена. Он сразу определял, когда женщина готова к подобным разговорам, и умел их вести: легко, с покаянной улыбкой, таящей в себе намек на искренность. Однако мысль о жене укоротила ему язык. К брачным узам Петер относился серьезно. Вольно другим считать, что у него сколько угодно оснований порвать их; сам он установил себе стандарты повыше.
– Думаю я о том, как ловко ты подрубила механика на летном поле. Вот ведь присутствие духа!
– Да я даже не думала. Сделала подножку, и все.
– Отличная реакция. Всегда считал, что женщинам не место в полиции, да и сейчас, честно скажу, есть у меня сомнения, но ты полицейский первоклассный, никаких вопросов.
– Сомнения есть и у меня, – пожала плечами Тильде. – Наверное, женщине лучше сидеть дома и смотреть за детьми. Но после того, что случилось с Оскаром…
Петер кивнул. Он знал ее покойного мужа – служил с ним в копенгагенской полиции.
– После смерти Оскара мне пришлось пойти работать, а я всегда жила рядом с теми, кто связан с правопорядком, и другой жизни не знаю. Отец – таможенник, старший брат – офицер военной полиции, младший носит полицейскую форму в Орхусе.
– Что мне в тебе нравится, Тильде, ты никогда не пытаешься свалить свою работу на других, не строишь из себя беспомощную блондинку.
Он рассчитывал, что реплика прозвучит как комплимент, но Тильде, выслушав ее, совсем не выглядела польщенной.
– Я вообще никогда не прошу помощи, – сухо ответила она.
– Неплохая политика, я считаю.
Тильде одарила его взглядом, которого Петер не понял. Гадая, с чего вдруг повеяло холодком, он подумал: может, она избегает просить помощи именно потому, что тогда ее сразу зачислят в беспомощные блондинки. Он хорошо представлял, как ей это неприятно, учитывая, что парни друг друга просят о помощи то и дело, им не зазорно.
– А вот почему ты пошел в полицейские? – спросила Тильде. – Ведь у твоего отца дело. Разве ты не хочешь когда-нибудь взять его в свои руки?
Он решительно замотал головой.
– Я работал в гостинице на школьных каникулах. Сыт по горло. Терпеть не могу постояльцев и вечные их капризы. То мясо пережарено, то матрас комками, то «когда же вы наконец принесете мой кофе?»! Меня трясло от этого.
Официант подошел принять заказ. Петеру хотелось сельди с луком на хлебце, но он отказался от этой идеи в смутной надежде, что Тильде окажется так близко, что учует его дыхание, и выбрал бутерброд с мягким сыром и огурцами. Они отдали официанту продуктовые талоны.
– Есть продвижение в шпионском деле? – поинтересовалась Тильде.
– В общем, нет. Те двое, которых мы арестовали на аэродроме, ничего не сказали. Их отправили в Гамбург для, как выражаются в гестапо, допроса с пристрастием, и они выдали имя связника – Маттиас Хертц. Он армейский офицер, и найти мы его не можем. Скрылся.
– Тупик, значит.
– Да. Послушай, ты знакома с кем-нибудь из евреев?
Тильде удивилась.
– С одним или двумя, пожалуй. В полиции евреев нет. А что?
– Я делаю список.
– Список евреев?
– Да.
– Тех, кто живет в Копенгагене?
– В Дании.
– Но для чего?
– Все для того же. Это моя работа – вести учет возможных смутьянов.
– А евреи – смутьяны?
– По мнению немцев, да.
– У немцев могут быть проблемы с евреями, – но у нас?!
Петера такая реакция поразила. Он-то считал, что Тильде смотрит на это дело так же, как он.
– В любом случае подготовиться нелишне. У нас есть списки профсоюзных деятелей, коммунистов, иностранцев и членов Датской нацистской партии.
– И ты думаешь, это одно и то же?
– Все это – информация. Так вот, выявить новоприбывших еврейских иммигрантов, тех, кто въехал в страну в течение последних пятидесяти лет, не составляет труда. Они смешно одеваются, говорят с особым акцентом и большей частью расселены в определенном районе Копенгагена. Но, кроме того, есть еврейские семьи, которые обжились в Дании несколько веков назад. Они выглядят так же, как все, и по выговору их не отличить. Многие употребляют в пищу жареную свинину, а по субботам отправляются на службу. Если понадобятся они, вероятны сложности. Вот почему я составляю список.
– Но как? Невозможно же ходить повсюду и расспрашивать, не знает ли кто каких евреев.
– Да, это проблема. Сейчас под моим началом два младших сыщика прорабатывают телефонную книгу и прочие справочники, выписывают похожие на еврейские имена.
– Вряд ли этот метод надежный. Полно людей по фамилии Исаксен, которые вовсе не евреи.
– И полно евреев, которых зовут, скажем, Ян Кристиансен. О чем я всерьез подумываю, так это о том, чтобы с налету навестить синагогу. Там наверняка есть список тех, кто ее посещает.
Тильде, к его удивлению, поморщилась, но все-таки спросила:
– Так в чем же дело?
– Юэль не дал санкции.
– Я думаю, он прав.
– Неужели? А почему?
– Петер, ну разве ты сам не видишь? Какой прок в будущем может быть от твоего списка?
– Разве не ясно? – рассердился он. – Если в еврейской среде начнет расти сопротивление немцам, мы будем знать, где искать.
– А если нацисты вдруг решат собрать всех евреев и отправить их в концентрационные лагеря, как в Германии? И тогда они воспользуются твоим списком!
– Но зачем им отправлять евреев в лагеря?
– Затем, что нацисты ненавидят евреев. Но мы-то не нацисты, мы работаем в полиции. Мы арестовываем людей за то, что они преступают закон, а не потому, что мы их ненавидим.
