— Вы оба. Начинаете выносить отсюда весь этот триппер. Близко к дому не кидать. Через три часа я захожу в эту конуру и вижу ровный пол. Тогда вы оба уходите отсюда живыми. Вопросы есть?
Вставая, Ахмет заметил, как уебище попыталось передразнить, и тут же отреагировал несильным, но точным пинком в грызло. Чудовище хрюкнуло и откинулось на диван. Остановился и сообщил алкашу, постаравшись придать голосу максимум проникновенности:
— Сережа. Если мне покажется, что это уебище ленится, отстрелю тебе левый тазобедренный сустав. Во-о-от здесь. Начинай.
Страх смерти оказался эффективным стимулом. Конечно, за три часа они не закончили, и Ахмету пришлось до позднего вечера контролировать процесс, заходя домой глотнуть горячего и снова возвращаясь в кишащую сухим снегом тьму во дворе. И вот последний узел с мусором занял свое место в уже на треть забитой сушилке, давно превращенной в свалку. …Ох весной вонять будет — машинальноподумал Ахмет (забегая вперед, отметим — он даже отдаленно не представлял, КАК будет пахнуть в его дворе через какие-то два месяца). Пара шатающихся от усталости заиндевевших чучел, закончив, вылупилась на Ахмета, словно ожидая похвалы или дальнейших указаний. …Щас будут вам указания. Суки, как я с вами заебался.
— Э! Сюда оба! Инструктаж, бля. По-хорошему — надо вас пристрелить, на хуй. Из-за таких шакалов сегодня трупы. Короче, уебывайте как можно дальше отсюда. Увижу ближе Победы — застрелю к ебени матери.
Уйти в дом не получилось — теперь алкаши принялись бестолково ковыряться в куче отложенных пожитков, пришлось опять тыкать стволом в обмороженные рыла, заставляя вытащить эту мерзкую кучу со двора.
Глава 4
Наутро, отправляясь за водой, Ахмет повесил на плечо ижака. Смешно было себе в этом признаваться, но сегодня проходить мимо «женсовета» без ружья ему что-то не хотелось. «Женсоветом» именовалась толпа старого (и не очень) бабья, подолгу не расходящаяся от проруби набравши фляги. Как любая толпа, не загнанная в рамки чьей-нибудь твердой волей, эта кучка баб по давней советской традиции пыталась выстраивать любого, ходившего за водой на «их» прорубь. Ахмет с Самого Начала с брезгливым восхищением наблюдал за их шакальей повадкой. В первые недели, когда все было смутно и неясно — бабы вели себя тише воды, выбираясь на улицу, неслышными тенями жались к домам. Зато сейчас… Они очень технично сводили счеты с каждым, умудрившимся перейти им дорогу. Столкнувшись с кем-либо один на один или без подавляющего преимущества, они не заходили дальше визгливого мата и шипенья в спину. Но, собравшись на водопое, они представляли собой, как ни смешно — силу; и меньше чем за неделю зашугивали до хожденья по струнке любого строптивца. Или строптивицу — но такой случай был только раз, в начале зимы, Ахмету привелось стать свидетелем. Бабы избили и столкнули в прорубь какую-то молодую девку. Чем она провинилась — Ахмет не понял, задумавшись в медленно ползущей очереди, обратил внимание только тогда, когда в общем-то привычный гвалт взмыл до совершенно обезьяньих нот. Очередь рассыпалась; впереди, у самой проруби, слышались часто падающие удары, перемежающиеся воем боли и яростными воплями десятка общественниц. Тяжко всплеснуло. …Бачок поди столкнули, дуры. Теперь полный не вытащить, судя по всплеску — литров на сорок, наполовину как минимум слить надо. Вот хуй я позволю снова набирать — пусть по новой в очередь… Вдруг стоявший впереди Ахмета дедок в драповом пальто резко стартанул и с криком: «Вы шшо дуры творитя?!» ввинтился в толпу у проруби. На несколько мгновений коридор, пробитый в толпе дедком, приоткрыл мокрый вал намерзшего вокруг майны льда. Над черной парящей водой мелькнула мокрая голова и кусочек синей куртки, и снова пропали, заслоненные драповой спиной дедка. …Еп! Да они эту девку топят, которая впереди шла! Во сучары охуевшие! — уже на бегу думал Ахмет, выбирая наиболее выгодную траекторию. Его тело быстрее мозга просекло ситуацию, и на пути к проруби приземлило с полдесятка потенциальных противников — кого бортанув по-хоккейному, а кого и локтем в рыло. Все правильно — тыл должен быть зачищен, сейчас ведь к воде наклоняться. Впрочем, особо наклоняться не пришлось — дедок успел наполовину вытащить девку, и Ахмет лишь довершил начатое, мощным рывком за брючной ремень выдернув ее из воды. На глаза попалась девкина белая пластиковая канистра. Ахмет сунул ее владелице в синие руки и велел, перекрикивая злобный ор общественниц, бежать домой:
— Всю дорогу бежать, поняла? Давай, давай отсюда, пошла.
Та ничего не соображала: зрачки на полглаза, зеленые сопли до подбородка, волосы уже прихватило к ушам. Мокрый дедок подхватил свое пустое ведро и взял парящую девку под руку.
— Пойду от греха, и эту вон доведу. Бежать, куда ей бежать. Вона как отходили. Ты бы тоже шел, сынок.
— Ниче, воды еще не набрал. Вы давайте ведите ее, простынет к ебеням.
Проводив взглядом ковыляющую к берегу парочку, Ахмет наконец посмотрел в сторону активисток, старательно добивающихся его внимания. Те были взбешены — это что еще такое! Мало того, что кто-то посмел вмешаться в установление ими порядка, так он еще и РУКУ ПОДНЯЛ! На ЖЕНЩИНУ! Да еще, можно сказать, на ИХ территории! Вон, только гляньте: у Галины Алексеевны зуб выбит, это ж надо! А Зина-то — до сих пор встать не может, как он ее толкнул! И главное, кто посмел?! Какое-то говно! Сопляк! Ебаная чурка из углового, морда нерусская, у него, люди говорят, целая комната краденой тушенки в квартире! Вот сидел бы и жрал свою тушенку, лезет он тут еще!
Ахмет стоял развернувшись на них всем корпусом, молча глядя в побелевшие зрачки на румяных мордах, старательно удерживая грозно-спокойную маску. Актив — чуть больше десятка баб, где-то около полтинника и старше, собрался в компактную группу, отделившись от рассыпавшейся и заинтересованно наблюдавшей очереди. Орать-то орали, но лезть со своими палками не спешили. …Так, хорошо. Стоите — ну и стойте, целее будете. Сейчас обязательно надо подчеркнуто спокойно набрать воды и достойно удалиться. Бля, хорошо, с собой ниче нету — а то привалил бы одну-другую. У-у, какие хари — блевать охота. Присел с черпаком у проруби. Когда перевалило за две трети, от кучки актива отделилась жирная как тумба баба с поднятой палкой — видимо, разогрела себя криком до потери чувства реальности. Повернулся к ней вполоборота и даже не заорал, а как-то зашипел:
— С-стоять, ссука! Ножа захотела?
Баба опомнилась, тормознула, единый организм своры втянул ее обратно. …Молодца тетя, умная. Ножа-то у меня нет, пришлось бы тебя под лед засовывать, прорубь поганить. А почему, кстати, у тебя за валенком нет ножа? Чтоб больше ни шагу, и дома тоже… Пристегивая флягу к санкам, Ахмет с удивлением прислушивался к их воплям, недоумевая — как же человеческий организм выдерживает эдакую нагрузку? Ведь орут непрерывно, горла не жалеют — и хоть бы одна охрипла. …Че, падлы, обломилось вам развлечение. А то совсем уже охуели, твари. Проходя по тропке на берег, с удовлетворением отметил приглушенные, чтобы не донеслось до «общественниц», одобрительные реплики из очереди.
С того дня походы на водопой стали исключительно мужской работой — выпускать жену на лед он больше не решался. Эти почти ежедневные походы через неделю стали даже доставлять ему несколько извращенное удовольствие, отчасти напоминавшее флейм в форумах до Этого: ему всегда доставляло удовольствие вывести из себя злого или глупого. Вот с этой толпой, хоть и обновивший за зиму свой состав, ему сегодня без ружья видеться не хотелось: характер злобы сильно поменялся за зиму. Если осенью всем хватало жратвы, то сейчас многие плотно сосали лапу, а голод делает любого человека решительным и беспощадным. Ахмет прикидывал — коли тогда, в ноябре, он умудрился бы упасть — возможно, что насмерть бы его не забили. Скорее всего, конечно, забили бы — но шанс оставался. Тогда люди, по большому счету, собачились от страха, алчности и из-за понтов; сейчас же, когда у каждого на глазах кого-то убили, или кто-то рядом умер от голода — шутки кончились. …А я вчера привалил человек пять-семь, может, даже больше. Раненых где-то десятка полтора; по нынешним временам — считай, тоже покойники. На мою прорубь ходит человек пятьсот минимум, это, в среднем, по два на семью, тысяча. Да, вероятность хоть и невелика, но и не совсем чтоб смешная. Если я вчера выпустил мозги сыночку хоть одной из них — без стрельбы хуй обойдется. Автомат что ли взять… Не. Автомат — не время, нехуй светить. Бля, да че я за чмо — на баб с автоматом, вот тоже придумал. Ружье и то лишка, скорее всего.
