— Ну и что, Николай Сергеич? Все равно мне этого не надо. И вам я не нужен. Ну че я там мог такого ценного узнать, сами посудите. Как ДША в капсюле-детонаторе обжимать? Дак это любой дурак знает. Ну, вдолбили номенклатуру изделий, на сколько отбегать и куда молотком не стукать — толку-то что? Сергеич, хочешь, честно скажу, как думаю? Не расстреляешь под горячую руку? — невесело усмехаясь, Ахмет дождался кивка Конева и продолжил: — Если у тебя есть задачи для настоящего сапера — я не потяну. И еще. У тебя такой работы нет. А если все же нашлась, то тебя снимать пора, хоть ты и целый полковник.
— Ну ни хуя себе. — Конь едва не поперхнулся. — Это почему сразу «снимать»?
— Сейчас поважнее есть проблемы, чем взрывать всякую ебань. Прости за резкость, Сергеич, сам разрешил. Как уж тут ефрейтору полковника не оттянуть, — примирительным тоном закончил Ахмет.
— Эт точно… — задумчиво глядя на Ахмета, протянул Конь. — Ну че, товарищи офицеры, предлагаю поставить человека в курс дела. Он парень нормальный, проникнется. Искать другого — время уже поджимает. Олег, как считаешь? — по армейской традиции, Конев начал с младшего по званию и должности.
— Да толку-то секретничать. Вы его, судя по всему, знаете — вам и решать. С момента выхода он будет с моими — там уж я за него отвечу, — со злобным предвкушением ответил капитан.
— Понял тебя. Ты, Борис Михайлович, что думаешь?
— Если ставить в курс, то мое мнение — на казарменное его. До выхода. Иначе — сам понимаешь, чем утечки кончаются.
Ахмет, до сей поры пассивно таращившийся на Судьбу, внезапно возникшую посреди его маленькой и ясной жизни в лице трех небритых людей в камуфляже, очнулся. Почуяв кожей огромную важность того, что решили заполучить эти трое, он совершенно справедливо решил поторговаться до задатка.
— Так, пока мне еще ничего секретного не сказали, вставлю пару слов: можете даже не обсуждать дальше, пока не пообещаете мне кое-что.
Трое офицеров недовольно прервали прения, грозно воззрившись на посмевшего влезть в их базар ефрейтора.
— Ахметзянов, ты вообще уже оборзел. Ну, чего еще?
— Бля, Конев, да так — ничего. Ты меня под молотки хочешь бросить, особист твой… особист же, правильно? — вон, закрывать меня уже собрался; этот, молодой — да сядь ты, капитан ты или адмирал — мне похую, салага ты еще. Молодой, говорю — вон, «с моими будет», «отвечаю» — всю дорогу мне будет свои спецназовские понты рисовать — а ты подумал, надо оно мне? Мне оно надо? Конев, ты меня знаешь — не увижу, что оно мне надо — не пойду. Хочешь, на Коране поклянусь — не пойду.
Последовала секундная заминка, разразившаяся чудовищным матом из трех — нет, все-таки двух луженых командирских глоток. Ахмету наперебой сообщали, что он, ебаная чурка, не пойдет, а побежит, вон сейчас у меня ТАП освободится — и через пять минут, нет, не побежит — а его на пинках мои до самого… ну, до места, и копать он под заряды голыми руками будет, и к последней закладке его за хуй примотают, и еще много чего. Конев сидел молча, мрачно глядел сквозь Ахмета, похрустывая переплетенными пальцами. …Думает, не вид делает, а думает. Пока эти беснуются. Поэтому он командир, а не они. Поэтому он сейчас и согласится. Все у нас получится, товарищ Ахметзянов…
— А-атставить! — рука принявшего решение Конева оглушительно грохнула по столешне.
Крик обрезало, и в наступившей тишине ясно проступили дребезжанье разбуженных ударом стаканов в шкафу где-то сзади, треск огня в печке, свист ветра и скрежет снега по оконному наморднику. Красные от натужного крика офицеры медленно опускались на места, дрожащими руками нащупывая подлокотники офисных стульев. На Ахмета глядели два дула глаз Конева.
— Так. Излагай, и в пределах разумного обеспечим. Предупреждаю — малейшее… — и раздавлю. Ты меня тоже знаешь. На мне — люди. Я за них отвечаю. И если по твоей вине хоть один — вот этими самыми. Все, слушаю.
Это был уже настоящий разговор. Ахмет ни на йоту не сомневался в нерушимости полученных сейчас предупреждений, равно как и в том, что все, что он сейчас выторгует — он получит.
— Первое. К жене, пока меня не будет, отправляешь двух человек. Нормальных человек. Слово жалобы услышу — вскрою лично. Годится?
— Да. Дальше.
— Второе. Оплата. НСВ. Пять тысяч к нему. БС
[46]
и МДЗ.
[47]
— Ты охуел, чурбан?!
— Сядь, Олег. НСВ… Ладно, и МДЗ тысячи полторы дам.
— Мины и СВ
[48]
сколько мне нужно. Инженерка,
[49]
УВК,
[50]
если есть. Не разорю, сам понимаешь.
— Годится, нам они один хуй пока без надобности. Но в разумных пределах.
— Ясное дело. И последнее — сотую долю того, за чем идем.
— Нет. Это не разговор. Но. Вот тебе мое слово: сделаете все как надо — не обижу.
— Командир, эта чурка и так уже…
— Погоди, Борис Михайлович. Веришь мне, Ахметзянов?
— Да, Николай Сергеич. Безо всяких.
— Ну, вот и ладно. — Конев откинулся в кресле, закуривая. — Задачу будет ставить Борис Михайлович, — он помимо особого отдела еще и начштаба, чтоб ты знал. Олег — старший вашей группы. С вами пойдет еще один человек, позже узнаешь, подчинен будешь ему лично. Определите там, сколько чего нужно по твоей части.
— Да уж немало. На Барабаш ведь пойдем? — невинно осведомился Ахмет.
Всех троих аж подбросило. Конев, поперхнувшись дымом, вытаращился сначала на Ахмета, затем перевел потяжелевший взгляд на особиста.
— Борис, я не понял.
Особист-начштаба только развел руками. Все трое принялись сверлить Ахмета взглядами, как будто только что заметили его присутствие.
— Вы только на ТАП меня сгоряча не потащите, нет у вас утечек — это вычисляется элементарно. Объяснить?
— Давай, не тяни. — Начштаба аж перестал глядеть волком, подсаживаясь поближе.
— Кстати, Николай Сергеич. — обратился Ахмет к Коневу. — Прости за «снять пора». Я не понял сначала. Цепочка простая — главная ваша… наша теперь, пока я на службе, проблема — снабжение. Так ведь? Значит, нужны источники. То есть, Росрезерв по жрачке и арсеналы по боеприпасу и вооружению. Правильно?
