Утром оказалось, что Жирика очень много — было ощущение, что, куда ни приди — он везде машет руками и весело басит, лезет во все щели, интересно ему, видите ли. Стоило Ахмету собраться на торжок — и он тут же, и приходится ему объяснять. Как вернулся — опять Жирик, че там да как, весовой там жив или нет, короче, полный атас. Витьке с Ахметом, от природы немногословным, он за одну неделю надоел до приступов мировой скорби. Даже Серб, такой же веселый и общительный, и то вяло демонстрировал Жирику неодобрение, поддерживая политику своей стаи. От него была одна польза, все ночные караулы Жирик взял на себя: — Че там, вы по хозяйству целый день, а мне один хрен делать нечего…
Однажды Ахмет поднялся к нему среди ночи, специально погромче шаркая по лестнице с третьего на четвертый. Прихватил пластиковый ящик с лестничной клетки, не торопясь поплелся к пулемету. Жирик сидел на караульном стуле и совершенно не походил на себя дневного: собранный, внимательный человек, ничем не напоминающий расхристанного дневного балагура. Ахмет понял — старший лейтенант Кирюхин Игорь Степаныч сигнализирует ему, что свои дальнейшие действия обдумал, принял решение и готов им поделиться.
— Че, не спится, товарищ командующий? Спокойно все, тишина, как на кладбище. Последний раз час назад где-то; одиночный, 16-й калибр, район больнички.
Вместо ответа Ахмет протянул ему открытую пачку.
— Покурить что ль зашел?
— Да спросить, может, что надумал.
— А че, так заметно?
— Да на торжке уже все обсуждают, че ты задумал, — подъебнул Ахмет. — Весовщик дрынов нарезал, дровяные парни вон поленьев посуковатее отложили… Щас, поди, на сеть скидываются, вязать тебя, когда опять конкурировать придешь.
Жирик молчал. Ахмет чувствовал, как он пытается вычислить процент, на который можно приоткрыть намерения. Еще он чувствовал, что сейчас лучше всего сказать правду, момент располагал именно к открытым картам. …Ну, попробую. Отыграть назад никогда не поздно…
— Товарищ старший лейтенант.
— Я, — задумчиво отозвался Жирик, все еще, видимо, решающий задачу меры открытости.
— Я к тебе с предлогой пришел, только она покажется тебе немного трудноватой. Она и на самом деле трудновата, но ниче такого суперсложного.
— Че, Нигмата вздернуть, а шахту подмять?
— Хе, однако размах у вас, господин офицер. Не настолько. Вот ты тут, я слышал, пытался как-то оказывать сервисные услуги предприятиям розничной торговли…
Жирик не стал выдерживать тон и откровенно хохотнул.
— Да уж…
— Вот. Я вот тут себе думаю, что делать это все же надо, но малость не так. Надо как-то обставить все это покультурней. Думаю, пора эти все толкучки немного укрупнить, вот. Каждая отдельная толкучка содержать Дом не сможет, а если их согнать в одну, то ма-а-аленького процента с ихнего общего оборота хватит на то, чтоб содержать десяток нормальных бойцов. Вот такие мысли.
— И как ты меня в этом всем видишь? Шугануть маленькие толчки, и потом охранять твой базар — правильно понимаю? Если так, то подписываюсь.
— Не, товарищ старший лейтенант, обожди подписываться. Я не хочу рано или поздно маслин твоих нажраться. Ты немного не тот парень, товарищ Кирюхин, уж прости за прямоту. Ты всегда будешь смотреть в лес. Поэтому считаю, что базар должен принадлежать твоему Дому. Подходит такой расклад?
Кирюха довольно продолжительное время смотрел на Ахмета и че-то решал. Потом протянул Ахмету ладонь:
— Ты умный человек, татарин. Когда все получится, а я знаю, что все получится и я подымусь, обещаю тебе — в твою сторону первым не выстрелю.
— Добро, побили.
[103]
— Ахмет, вот еще, сразу. Мне надо знать твой интерес в этом во всем. Ты не просто так это делать собрался, и я хочу знать, зачем тебе это. Примерно понятно, конечно, но лучше сам конкретно скажи.
— Вот мой интерес, чтоб не было непоняток. Мне надо, чтоб вокруг моего Дома были другие Дома, где сидят нормальные люди, хорошо ко мне относящиеся. Не должные мне, заметь — все, что ты сделаешь, ты сделаешь сам, и мне должен ничего не будешь, а именно хорошо ко мне относящиеся. Чтоб я был им выгоден. Чтоб в тот момент, когда я, волей случая или по недосмотру, помешаю им в чем-то — чтоб до, до того, как стрелять, они мне сказали: Ахметзянов, есть недопонимание. Вот такое и такое. Понимаешь ход? Тебе вот я выгоден буду, как конкретно — потом протрем, важно, чтоб непоняток в целом не осталось. Ну че, не видишь лажи в моих словах?
— Нет, лажи не вижу. И не чую.
— Ну и слава Богу. Ну ладно, давай чеши репу… — Ахмет начал подыматься.
— Куда собрался? Ниче я чесать не буду. То, что ты сказал, мне нравится, и я подписываюсь. Хочу конкретики послушать, ты ведь это не вчера придумал. Давай, изложи, как видишь.
— О, че значит военный человек. Нехуй сопли жевать, да? Ну, давай. Вообще-то, карту бы не хило принесть, да хрен мы че тут разберем впотьмах. Короче, мысля такая. Фазанку шестнадцатую знаешь?
— Да как не знать.
— Вот. Смотри. Базарчиков маленьких в старом городе семь. Наш, за ДК; у «Паруса»; потом у двести второй школы; на стадионе; во дворах у пятого магазина, и за старым рестораном. Седьмой на площади, но он больше к ДОКу относится. Их всех загоняем в шестнадцатую фазанку, кроме последнего. Единственный Дом, который мог на этот счет залупиться, это рыбаки с Набережной. Но их по зиме хаслинские брали, и они не восстановились еще. Когда восстановятся, они сами это сделают. На базе ДК или Универмага. Тут у них плюс есть, стратегический, можно сказать — лес рядом, тут по дровам лучшее место.
— А-а, вон че ты закипишился. Вон тут, оказывается, какие расклады… С рыбачками бодаться поссыкиваешь. Решил меня приподнять, в противовес — и подальше от себя посадить. Во хитрая морда, ты посмотри, а…
— А че, ты не рад, что ли? Смотри, все, что я тебе как вариант предлагаю, в общем-то, разумной альтернативы не имеет. И еще. Уточню, для ясности. Я никого не боюсь, понял? Тут пытались уже на ДК сесть, все на Луну улетели. И если еще кто попробует, полетит за ними. Если надо будет, я свой Дом взорву, но надо мной никого не будет. Вот так.
— Ладно, ладно тебе. Непоняток нет, все понято правильно. А чем тебе фазанка-то нравится?
— Сразу по нескольким причинам. Первая — садясь там, ты садишься на торговлю Вениковским хавчиком. Сейчас на Веникове сижу я, но долго не усижу, людей на это у меня нет. Если кто посильнее внимание обратит — все, пиздец, этот канал мне не отмахать. Второе — дорога. В сторону трассы никто мимо тебя не пройдет. Это в перспективе вообще одна дорога в город и обратно, согласен?
— Ну да. Напряг с пыштымскими и старогорновскими не падает, а совсем даже наоборот. Да, согласен. Блин, Ахмет, а ведь получается, что ты канал так и так теряешь, если я не перехвачу… На самом деле, ниче я тебе должен не буду.
