— Ну, умный. Конечно, умный, результаты — штука такая, не поспоришь.
— Вот и я думаю, что умный. Как думаешь, если умному человеку, который потрогал ненужный ему в общем-то предмет, этот предмет раз — и цапнул за палец, полезет он к нему еще? Умный человек?
— Нет, пожалуй. А с чего ты так уверен, что Нигмат стерпит?
— Ну, как сказать… Тут у него два варианта — настаивать и забыть. Этот хмырь обиженный, как его там, Гончар, сейчас прибежит, и начнет Нигмата лечить — пошли, мол, охуевшего этого научим родину любить. Жирик, ты там кухню всю видел, так оно будет, нет?
— Так и будет. И вполне может быть, что придут. И научат.
— Пацаны ихние слышали базар?
— Конечно. Разве только третий не слышал, тот, что за деревом во дворе напротив лежал. Далековато там; а эти слышали по-любому, ветра не было.
— Как думаешь, проверит Нигмат то, что ему этот Гончар прогонит?
— Не знаю. Но, думаю, проверит — есть у него особист бывший, с ним ходит постоянно.
— И че Нигмату пацаны про состоявшийся базар доложат?
— Что ты и на самом деле охуевший тип, вот что. Ты ж этого склонял почем халва, нет?
— Правильно. Его, бычару невежливую. А Нигмата — нет. И с пацанов эту информацию снимут, будь спок. В остатке че имеем — посмотри глазами Нигмата: он послал человека, зачем? Ему че, есть что мне сказать? Нечего. Послал он этого, чтоб посмотреть — приду я, или нет. Пришел — значит, готов гнуться дальше. Если б пришел, то волыну бы сняли, привели пред начальственны очи, и кто я там перед Нигматом получаюсь? Два варианта — чмо или самоубийца. Не пришел. Как не пришел — орал тут, что похую мне все Нигматы и Мирохи? Опускал начальника в глазах подчиненных, нарывался? Нет. Быка на место поставил, а о хозяине слова не сказал дурного. И Нигмат поймет, сто пудов даю.
— Ахмет, все верно. На самом деле, все правильно, и я верю. Но если все же не поймет?
— Тогда сам приду, и скажу, что, типа, не надо грязи. Повешу под клифтом пяток четырехсотых шашек, выцеплю момент, чтоб рядом встать, покажу — и поговорим. Когда увидит шашки, и взрыватель в чужой руке перед своим носом — все вопросы миром решатся. Потому что на самом деле нет вопросов-то.
— А если он прям сегодня наедет, че тогда? — хмуро спросил практичный Витька Почтарь.
— Будем тогда отмахиваться.
— И ляжем тут все…
— Ляжем. А че такого? Нам че, не похуй? — впервые Ахмет сознательно использовал это магическое на нашей земле слово.
Помолчали. Ахмет с облегчением наблюдал, как разглаживаются хмурые лица его семейников. Прямой взгляд в лицо смерти всегда снимает кажущуюся сложность мира. Парни явно выдохнули вертевшиеся на уме блядские мысли, и их оживило уважение к себе: не надо, стыдясь себя, украдкой набрасывать кривые и мутные перспективы. Ясность по-любому лучше, даже смертельно опасная.
— Ну че, пошли тогда цинки подымем да вскроем. Сколь возьмем, Ахмет? — голос Витька звучал иначе, как-то весело и отрешенно.
— Да одного на двоих за глаза, — ответил хозяин, твердо уверенный в том, что ничего не будет. — Только пачки не рвать. К «Утесу» не надо, есть там все. Гранаты тоже есть, собранные.
Кроме того, он ясно чувствовал, что решилось это прямо сейчас, минуту назад — когда все стоящие перед жилым подъездом решили — да, смерть, все возможно; но не наклон под чужую волю. А если эта самая чужая воля все же вздумает настаивать, то огребется так, что сто раз пожалеет.
Нигмат и впрямь все понял. Или даже не понял, но снимать людей с шахты или доставки — ради чего? Отсутствие продолжения Ахмет декодировал так: надавил — не давится, ну и хрен с тобой; упираться незачем…
Снова покатились одинаковые дни. Атомка, купить, доставить, раскидать, собрать выручку, снова атомка, купить, продать… Жирик целыми сутками пропадал в городе, пытаясь собрать ядро своего Дома. Об успехах не докладывал, туго было с успехами — видимо, те люди, которые были ему нужны, не хотели срываться с едва насиженных мест ради неясной перспективы. Наконец, в Ахметов караул, поднялся:
— Слышь, Ахмет. У меня тут подвижки пошли.
— Рад. Че, те, кого хотел?
— Да.
— Скоро?
— Завтра. Я вот че хотел спросить, если мы — трое нас, без меня, у тебя на день тормознемся, ты как?
— Да Бога ради. Че, хочешь своим показать, что нормально жить и без шахты можно?
— Примерно.
— Машину нашел?
— Нет, тележку твою возьмем. Чертей я подтянул уже, сидят, команды ждут. Обстановка на завтра нормальная, никакой движухи по району не ожидается. Думаю, спокойно переедем.
— До чужих Домов дошло уже, по-любому. Ну да ладно, Господь не выдаст — свинья не съест. А остальные когда?
— Как только с завтрашними перетрут. Давить, торопить не хочу — пусть сами. Я их понимаю, какой Нигмат ни урод, а в котле у него жирно. С одним вообще трудно — он у Мирохи помогает, живет не хуже тебя. Но я его один хрен выдерну, он Мироху за Коня не простит.
— Че, такой ценный кадр?
— Очень. Опыт у мужика — на десятерых хватит, и характер золотой. Если к себе его затащу — все, обо всех могу забыть и думать только о хозяйстве. Бог войны. Знаешь, бывают такие.
— Покажешь — увижу. Ну, че. Припас я собрал, как договаривались. Готов отгрузить в любое указанное вами время, товарищ хозяин Дома Жирик.
— Ахмет, я тебе благодарен, и в рыло лезть не буду. Но не зови ты меня блядь Жириком этим! Как вы все заебли меня с этим Жириком, а! Завтра тем более. Ты бы хотел жить в Доме, где хозяин — Жирик какой-то?! Слушай, как брата прошу — завязывай. Лады?
— Да лады, лады… Э, Ж… ой, прошу прощенья, а как тогда погонять-то тебя, не товарищем же старшим лейтенантом?
— В училище Кирюхой звали, да и потом везде… Это в Фоменковской бригаде налепили, там все с погонялами чудными были. Да и лейтенант… Эх, Ахмет, если б не одна история, после третьей чеченской представление уже отправили, и на капитана, и на борькин крестик.
— Есть, товарищ орденоносный хозяин Дома старший капитан Кирюха!
— То-то. Вольно, боец. Слышь, Ахмет, ты иди спи, я посижу. Все равно не усну сегодня.
— Блин, вашбродь, целый капитан простого красноармейца на посту меняет… Ценю, ценю.
Жирик переехал и на несколько дней пропал из виду. Приближался день, на который было назначено представление Жирика Магомедычу — передача канала. Ахмет терпеливо обносил все торжки рекламными новостями — вот-де будет скоро настоящий рынок, никаких крыс, никакого беспредела, всякие-разные будут на входе фильтроваться — никто с прилавка не дернет и не смоется… Торгующие обрабатывались на тему, что уходить всего будет раза в три больше, покупатели соблазнялись неслыханными ценами. Ну, и под крышей, ни дождя, ни снега — лепота. Товар можно будет прямо там хранить — сразу отваливается головняк таскать, ни собак, ни грабежей, пришел налегке и торгуй. Говорю ж, лепота. Торговцы мялись. И чем дальше от будущего базара — тем больше сомнений. Рыбакам идея вообще встала поперек амбиций, плюс эксклюзивность их товара — с рыбаками было трудно. Махом создалась компания противников начинания — рыбаки, дровяные, те из местных торговцев, кто терял свою маленькую монополию. Обладая огромным численным перевесом, они быстро развернули против нововведения основную массу торгашей на удаленных от базара площадках. Ахмет не ожидал такого быстрого и эффективного ответа, грозящего перейти в нормальную войну.
