— Да базарил я недавно с ихним одним, предлогу забрасывал. Тот доложился, опять встречаю — бреет.
[124]
Хозяин у них знаешь кто? Автайкин, режик
[125]
с двадцать второй зоны, понял, нет? И кто у него домашние, знаешь?
— Говори, че тянешь.
— Жулики его бывшие, да наших еще несколько. Прикинь, семейка — контингент пополам с вэвэшниками, охуеть!
— Кум да отрицалово — близнецы братья.
Кто более режиму преданней служит?
Кум с отрядным — строят на завтрак.
Авторитеты — на ужин.
[126]
А че давал-то, за ДШКовские?
— Ну, предлагал один к двум, пятеркой. Так, для себя думаю — три попросят, дам.
— У, богатый какой. Не, Ж… Кирюха, зря ты так. Я бы за полтора еще подумал. Машин по Тридцатке мало, а патрона много, некоторые нахапали. Им куда его деть? На хуй он нужен, лежать?
— Не, ты простой такой. Это тебе хорошо, у тебя его хватит ствол расстрелять, а мне? Одна лента, и та твоя. Наехал кто — все, один сеанс, и тю-тю. Все равно надо искать, где брать. Ты же за патрон чем другим не возьмешь?
— Не-а, патроном брал, патроном и отдавай.
— Ну вот.
Немного прошли молча. Обогнули мокрым лесом садовый кооператив, не желая получить из-за забора дроби в морду. Жирик снова завел базар про то, что неплохо было бы взять Автайкинский Дом. Типа, взять их будет не так сложно, у них там пьянка постоянно, и хули псы да жулики против нас, реально воевавших мужиков — Жирик ничем не гнушался, приплел и Ахмета чуть не к ветеранам…
— Слышь, товарищ начальник. Ты ради пары коробок хочешь цинк пятеры сжечь? Ну не верю я, что там будет больше, чем ты истратишь, не верю. Значит, вопрос в другом. Или колись давай, че ты удумал, или я об этом больше базарить с тобой не буду.
Жирик опять заткнулся и засопел. …Ух ты, мы никак недовольны, что старшего товарища не сумели запаровозить.
[127]
— насмешливо думал Ахмет, боковым зрением наблюдая за насупленным Кирюхой. — …Однако, как быстро наш младший товарищ вошел в должность, а! Не успел еще Дом как следует собрать, а уже вон че, одного соседа втемную разводим, второго грохнуть собираемся…
— Ахмет. Я тебе скажу, но это моя наколка, ништяк?
[128]
— Че, такая жирная? Может, я и сам знаю, — поддразнил Ахмет. — Ладно, ладно, не менжуйся, твоя так твоя, поперек не сунусь. Ежли че на свару возьмем, пилим по Домам. Один Дом — одна часть.
— Ага, щщаз! По людям делим!
— Ушлый? Я только сам пойти могу. На Доме я кого оставлю? Бабу?
— Тогда так. Делим на части: Дом — одна часть, человек — тоже одна.
— На домашнего тогда не целую, а половину. Целая — на хозяина.
— Ну… Лады. Короче, смысл такой — не в патроне дело, правильно ты выкупил. Смысл в том, что под Автайкиным живет один очень интересный пацан, Толик Паневин. Знаешь, может? Нет? Он с чехами все четыре войны отмудохал, а перед пенсией в 59 395 служил, у полковника Улановских. Помнишь, на шахту когда ходили?
— Конечно. Хрен забудешь, чуть сам себя не взорвал тогда.
— Вот. Че это за часть, знаешь? Арсенал атомный, понял? Он там рядом, через сопочку от шахты, километров пять, не больше.
— Да это каждая собака знает. Только это, мне Максимыч, покойник, че-то насчет заразы говорил. Вроде как смену, которая внизу на БД
[129]
сидела, амеры чем-то бактериологическим траванули. Или химическим. А ты туда лезть собрался?
— Я там был уже. Нет там следов, что бациллами работали. А химия, может, если и была, то выветрилась. Наверно.
— Эт ты когда успел?
— Еще Конь посылал. ЗУхи-то откуда, понял, нет? Я старшим, и еще четыре пацана. Они трупы уже, их еще по зиме грохнули. Так что, кроме меня, уже не знает никто. Первого начштаба Конь сам привалил, Фому ты взорвал, Конь тоже, да все уже двухсотые, кто в курсе был.
— Так… Ни Мирохе, ни Нигмату пока не до этого… А этот твой че, не слил еще своим?
— Да какие они ему свои. Попкари-гнилухи да жулики, а он — боевой офицер все же. Он на них как на грязь смотрит, ну, в душе. Это ж видно.
— А че ж ты с ним общего языка не поищешь? Позвал бы к себе, у тебя ж Дом.
— Не найдем мы с ним общего языка. — отрезал Жирик. — И добром он не поколется.
— Дак нахера он тебе вообще сдался, раз ты там сам полазил? И вообще, пора уже обозначить, че там такое лежит, что тебе так неймется. Хотя погоди, давай догадаться попробую. Капониры? Боезапас там остался?
— Почти угадал. Автоматические пулеметы в потернах.
[130]
Они за панелями такими стоят, как бы вентиляционными, а когда проникновение — потерны глушатся, и эти дуры начинают садить на каждое движение. Мы тогда один, в самом начале который, с турели сдернули — а короб боепитания выковырнуть не смогли, сталь толстая. Ленту пробовали вытаскивать, сначала вроде идет, а потом там че-то раком встает, и ни туда, ни сюда. Да и не поковыряться там было больше минут пяти, край — десяти, клеть недалеко от этого места, а в клети тогда двухсотые метровым слоем лежали, из них по коридору шагов на десять натекло.
— А-а, понятно. Кирюх, а как его снаряжали тогда? Изнутри откуда-то?
— Там бронеплита казематик этот прикрывает, и не подлезть. Похоже, изнутри электрозамок.
— Угу. Вот я зачем тебе понадобился. Рвать, значит, надо. И все же, мужик зачем тебе этот?
— Вроде как там есть где еще пошариться. И этот хрен моржовый знает, где там че. Выдергивать его надо сейчас, с первым снегом они и сами уже сходить могут.
— Понятно… Хрен, да? Короче, Кирюх. Скажешь, за чем идем — пойдем, сегодня снег выпал — завтра вышли, не скажешь — ну его, сам рви. Понял? — Ахмет немного перестарался с убедительностью тона, и вышло немного резче задуманного. — Ладно, замнем до окончания этой истории с твоим базаром, уже один поворот остался. Бля, у КПП целая псарня.
