– Значит, она так не похожа на остальных своих родных? – осведомилась Розамунда скептически.
Давенпорт улыбнулся:
– Она очень милая. Вот увидишь.
Как только вальс окончился, Давенпорт попытался было скрыться из бального зала, однако из-за движения толпы оказался лицом к лицу с Сесили, которая как раз в эту минуту о чем-то беседовала со своим мужем, герцогом Ашборном, и еще парой гостей. Один из этих двоих был молодым человеком с золотисто-каштановыми волосами и нервозным выражением лица, словно ему хотелось сорваться с места и бежать отсюда куда глаза глядят. Незнакомая дама рядом с ним, судя по всему, приходилась ему сестрой – тот же цвет волос и та же нервная манера держаться.
– Вот чудеса! Джерри Мейсон! – воскликнул Давенпорт. – Что привело тебя сюда из Кембриджа?
Он наклонился, чтобы пожать старому другу руку и потрепать его по плечу.
Слишком поздно он вспомнил. Слегка натянутое выражение на обычно благодушном лице юноши, а также то, что он решился подать руку Давенпорту только после заметной паузы, подсказало графу, что Джеральд ничего не забыл.
Сделав над собой усилие, Давенпорт улыбнулся:
– Мне казалось, ты никогда не участвовал в сезоне, старина. Наверное, твой микроскоп скучает по тебе?
Будь Джерри более опытен в делах света, он бы тут же оборвал Давенпорта. Впрочем, ему понадобилась бы изрядная доля смелости, чтобы сделать это в присутствии Сесили и герцога Ашборна. Мейсон покраснел и уже собирался выдавить из себя ответ, но тут вмешалась Сесили:
– Мистер Мейсон, как и положено хорошему брату во время сезона, сопровождает по городу свою сестру. – Она с улыбкой обернулась к спутнице Джерри. – Мисс Мейсон, могу ли я представить вам своего брата, графа Давенпорта? Не думаю, что вы встречались раньше.
Юная леди оказалась настолько робкой, что еле пискнула что-то в знак приветствия, после чего снова умолкла, испуганно глядя большими голубыми глазами на брата.
В другое время Давенпорт не удостоил бы мисс Мейсон ни единой мыслью, но поскольку сейчас его больше всего заботил дебют Хилари, он испытывал прилив сочувствия к девушке. Неловкие руки и ноги, веснушки и болезненная робость в придачу.
Прежде чем он успел сдержаться, слова сами сорвались с его губ:
– Не согласитесь ли протанцевать со мной следующий тур, мисс Мейсон?
Не позволив сестре ответить, Джеральд резко произнес:
– Думаю, что нет, Давенпорт.
Очень медленно Давенпорт повернул голову, чтобы взглянуть на Джеральда. Молодой человек с трудом сглотнул, но не отступил. Очень смело с его стороны.
С беззаботным смешком Сесили сказала:
– Уверена, что смогу найти для вас лучшего партнера, чем мой старый и скучный брат, мисс Мейсон. Пойдемте со мной и посмотрим, кто из кавалеров может быть для вас интересен.
Бросив угрожающий взгляд на Давенпорта, содержавший безмолвное требование вести себя прилично, она удалилась вместе с мисс Мейсон, оставив брата с Ашборном и Джеральдом.
Сесили не о чем было беспокоиться. Весь гнев Давенпорта был направлен на него самого, а не на Джеральда. Всего на несколько мгновений он забыл, что люди вокруг считали его распутником и мерзавцем. Вряд ли Джеральд позволил бы такому человеку даже дышать одним воздухом с его девственной сестрой – и кто стал бы осуждать его за это? Уж конечно, не Давенпорт.
И все же, увидев Джеральда, он словно перенесся мыслями на несколько лет назад. Он как будто снова очутился в Кембридже, и весь мир казался ему одной бесконечно сложной загадкой, которую он твердо решил разгадать. И он должен был благодарить Джеральда за это напоминание.
Ашборн, спокойный и учтивый, как всегда, вовлек Джеральда в разговор о последних попытках молодого человека извлечь экстракт коры хинного дерева, чтобы помочь больным малярией. В то время как Давенпорт часто ставил зрелищные опыты в Королевском институте
[7]
, нередко поджигая предметы, Джеральд без лишнего шума искал способ спасти человеческие жизни.
Ашборн, со свойственной ему коммерческой жилкой, убеждал Джеральда взять патент на свои открытия, однако Джеральд твердо стоял на том, что результаты его исследования должны стать доступными всем.
– По крайней мере постарайся как можно скорее опубликовать свои находки, – посоветовал Ашборн, сдвинув гладкие черные брови. – Эти проклятые французы все время присваивают себе чужую славу.
Джеральд только пожал плечами:
– Я не особенно беспокоюсь из-за таких вещей. Меня никогда не интересовал приоритет в публикации.
– Если бы он тебя интересовал, возможно, и Королевский институт относился бы к тебе серьезнее, – заметил Ашборн.
Джеральд нахмурился:
– Королевский институт привечает разного рода шарлатанов.
Ашборн бросил беглый взгляд на Давенпорта.
– Что верно, то верно.
Сколь бы безрассудным это ни казалось, при этом согласии герцога внутри Давенпорта все сжалось от ощущения, что его предали. Впрочем, чего еще он, в конце концов, мог ожидать?
– Добрый вечер, джентльмены! – раздался за его спиной серебристый женский голос, врываясь в их чисто мужской разговор подобно перезвону колоколов.
Леди с блестящими волосами цвета воронова крыла и яркими голубыми глазами приблизилась к ним, опираясь о руку отца. Она была самим олицетворением красоты – от изящной диадемы в модной прическе до кончиков атласных бальных туфелек. У нее была довольно полная для такой стройной фигуры грудь, рост выше среднего и поистине королевская осанка.
Едва ее взгляд остановился на Давенпорте, в ее глазах вспыхнул холодный огонек. Она очень болезненно восприняла их разрыв, однако была слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать сцену. Впрочем, вечер еще только начинался…
Проклятие. Давенпорт рассчитывал скрыться из бального зала прежде, чем столкнется с ней снова. Слишком поздно. И не только с леди Марией, но и с ее папашей, который следовал рядом с вежливой улыбкой на лице. Беда никогда не приходит одна.
– Леди Мария, лорд Ярмут. Вы уже знакомы с герцогом Ашборном, я полагаю?
Ашборн поклонился.
– А с мистером Мейсоном?
– Да-да, конечно, – ответил Ярмут самым приветливым тоном, на какой был способен. – Мы знакомы с Джеральдом целую вечность, не так ли, дорогая?
Ярмут был крупным мужчиной с лысеющей яйцевидной головой. То, что еще оставалось от его волос, было черного цвета, как и у его дочери. Этот человек улыбался постоянно, даже распекая своих учеников за какую-нибудь ошибку или провинность.
