– Не так уж это и плохо, – заявил Алессандро. – Когда понимаешь, что люди не очень-то отличаются от того вещества, которое указано на этикетке бутылки с минеральной водой, со смертью примириться легче.
– Почему такого не пишут на винных бутылках? – спросил Гварилья.
– Потому что в вине слишком много всякого дерьма, и если на бутылке воды микроскопическим шрифтом пишут так много, то к каждой бутылке вина придется прилагать целую книгу.
– Мой брат, когда был мальчишкой, пытался изготовить вино из птичьего помета, – вспомнил Гварилья.
– Получилось?
– И да и нет. «Вино» он налил в бутыль из-под «Кьянти» и обошел местные кафе. Никому не понравилось, но многие покупали по стакану или два.
– Два?
– Хотели порадовать мальчонку. По большей части, старики.
Солдаты выстраивались у анкерков и жадно пили теплую, чуть мутноватую воду, которая казалась им вкуснее той, что вытекала из альпийского родника. Они лили воду на головы и смачивали гимнастерки.
Когда солнце, все еще желто-белое, сблизилось с вершинами гор, один из матросов вылез из трюма, пошатываясь под тяжестью четверти говяжьей туши. Вокруг нее вилось такое количество мух, что поначалу многие подумали, будто он тащит огромную виноградную гроздь.
– И мы должны это есть? – спросил кто-то из гвардейцев.
– Вам понравится, – ответил матрос. – Это хорошее мясо, и его прокоптили.
– До или после рождества Христова?
– Не отравитесь. Мы только это и едим.
Маленькая толпа, включая Гварилью и Алессандро, собралась вокруг матроса, когда он открыл рундук и достал длинную веревку с крюком на конце. Насадил на крюк четверть туши, привязал второй конец веревки к крепильной утке и бросил тушу в море. Она плюхнулась в соленую воду и заскользила по поверхности, подпрыгивая на волнах, поднимая перед собой пенный бурун. Мухи исчезли, мясо обрело приятный глазу цвет.
Пока мясо «купалось», кок воспользовался коротким штыком, чтобы порубить несколько сеток моркови, картофеля и лука и бросил все в огромный котел. Его отнесли к крышке люка, наступив на которую один из гвардейцев обжег ноги. Кок откинул крышку люка рукоятью штыка.
– Главная паровая труба, – объяснил он, опуская котел на специально сконструированное для него гнездо. – Принесите мне два ведра морской воды.
Четверть туши подняли на борт. Теперь она выглядела как мясо, которое выставляют в витринах дорогих мясных лавок на виа дель Корсо. Кок принялся рубить мясо штыком. Куски бросал в котел, чтобы они варилось в кипящей морской воде с овощами.
Пока солдаты мыли палубу, запачканную морской водой, стекшей с туши, он исчез, а потом появился вновь с двумя огромными, оплетенными соломой бутылями и связкой чеснока на шее. Головки чеснока раздавил на палубе каблуками. Бросил в котел, добавил в варево молотого перца, два литра оливкового масла и пять – вина.
– Один час, – объявил он. – Вторая бутыль для вас. Два больших глотка каждому… но не очень больших.
После того, как бутыль прошла по кругу, и каждый приложился к ней, солдаты расселись по импровизированным койкам и наблюдали, как солнце опускается за горы. Хладнокровные и сухие, голодные как волки, потерянные, недоумевающие, знающие, что пока они в полной безопасности, речные гвардейцы сидели, привалившись к вещмешкам, слушали шум двигателей и моря, наблюдали за проплывающим мимо берегом.
Само побережье пустовало, но в отдалении они видели то крестьянина на поле, то запряженную волами телегу на дороге, бегущей вдоль моря. Идеально ровные ряды оливковых деревьев и ряды каменных стен выглядели так, словно находились здесь с самого сотворения мира. Даже напоминающие крепости деревни, взгромоздившиеся на выступы скал, казались покинутыми, но лишь до сумерек, когда в окнах зажглись огни. Появились и большие костры на берегу, указывающие на военный лагерь и время обеда.
– Почему мы не могли так воевать? – спросил Гварилья. – Я бы с удовольствием провел всю войну на берегу, ловил рыбу, разжигал костер, без единого выстрела.
– Это для стариков из гражданской гвардии, – ответил Алессандро.
– Среди них должны быть боеспособные части.
– Зачем?
– А если вторгнутся австрийцы? Рим рядом, за горами.
– И как же это они могут вторгнуться? – спросил Алессандро. – Ты знаешь, что все людские резервы, которые у них есть, там. – Он указал в сторону Изонцо. – Если кого-то оттуда снимут, мы захватим Вену.
Гварилья раскурил сигару. Дым тянуло на Алессандро, но тот не возражал.
Поля, ровные и золотистые, тянулись от берега к горам. Днем белый дым стеной поднимался по всему побережью, закрывая его как занавес. Фермеры сжигали стерню на полях, готовясь ко второму посеву, в некоторых местах огонь полыхал так, что они видели его при ярком солнечном свете. И хотя тысячи рук и глаз разжигали огонь и следили за ним, людей морские гвардейцы не видели, и издалека казалось, что на полях бушует стихия. Когда солнце опустилось за горы, дым стал темным, а огонь прибавил яркости. Наконец, дым растворился в темноте, лишь в некоторых местах напоминал о себе, закрывая звезды, и речные гвардейцы увидели силуэты Апеннин, у подножия которых растекались озера оранжевого пламени. Ветер, дующий с суши, приносил запахи травы и дыма. Возвращал их к мирной жизни.
– У меня ощущение, что я вновь на гражданке. – Гварилья повернулся к Алессандро. – Этот запах пробуждает воспоминания. Иногда я получал большой заказ из какого-нибудь поместья. Работал несколько месяцев, а потом сам отвозил товар. Лошадей выстраивали на пастбище у изгороди, и я надевал упряжь на каждую, подгонял ее. Конюхи пользовались возможностью, чтобы вытаскивать клещей и бросать их в костер. Не думаю, что я когда-нибудь ощущал себя более счастливым, чем стоя на пастбище и надевая упряжь на красивых породистых лошадей. Мне это нравилось даже больше работы в мастерской. Говорят, что Бог везде, но я думаю, для красного словца. Он наверняка предпочитает открытые пространства.
– Гварилья. – Алессандро смотрел на горы.
– Что?
– Ты умеешь плавать?
Гварилья кивнул.
– Естественно, умею.
– Триста метров проплывешь?
– Три тысячи.
– До Рима девяноста километров через горы.
– Нас поймают и расстреляют.
– Горы пустынны, и я их знаю.
– Там нас искать не будут. Подождут, пока мы доберемся до дома.
– А кто сказал, что нас будут искать?
– Рим будет стоять и после войны.
– Мы можем уехать в Америку.
– Я думал, ты хочешь попасть в Рим.
– Мы останемся в Риме на пару лет.
– Понятное дело.
– Прыжок за борт, – размышлял вслух Алессандро, – заплыв по морю, темный берег, марш-бросок через поля и озера огня, на заре – горы, а через несколько дней Рим.
