Алессандро хватило времени отступить на шаг, схватиться за пистолет, вытащить из-под гимнастерки. Курок он взвел, поднимая револьвер, чтобы нацелить его в голову Джанфранко ди Риенци. Если бы дезертир продолжал идти на него или изменил положение правой руки, он бы выстрелил.
– Сейчас получишь пулю в голову! – прокричал Алессандро. Указательный палец правой руки прижимался к спусковому крючку. Но Алессандро не был уверен, что сможет выстрелить.
Если бы Джанфранко сдался, дожил бы до трибунала. И, поскольку вперед он идти не мог, Джанфранко отбросил винтовку, отпрыгнул назад, развернулся и побежал, рассчитывая, что Алессандро не хватит духу нажать на спусковой крючок.
* * *
Среди семи пленников, которых доставили на скотовоз, было трое раненых. Закованные в кандалы, они лежали на палубе под парусиновым навесом. Не получившим ран хотелось, чтобы корабль наскочил на мину: тогда с них сняли бы кандалы, и они попытались бы уплыть, но раненые на это надеяться не могли – доплыть до берега сил бы не хватило, а в воде они истекли бы кровью.
Джанфранко ди Риенци лежал с перевязанными плечом и ногой. Лицо оставалось бесстрастным. Алессандро наблюдал за ним, когда они шли маршем по Катанье. Его глаза вбирали в себя все и ничего не выдавали. Он ехал на телеге вместе с двумя другими ранеными под мокрым от дождя одеялом. Катанья расположен на равнине, но создается впечатление, что сама равнина – высоко над морем. Все магазины закрылись, на город словно набросили серое покрывало. Когда они проходили мимо ресторана, Фабио нырнул в открытую дверь и попытался заказать капучино. И хотя его заставили вернуться в строй, он пробыл в ресторане достаточно долго, чтобы вдохнуть запах жарящегося барашка и горячего масла. Речные гвардейцы маршировали быстро, катили по камням мостовой большую двухколесную телегу. Дождь лил как из ведра. Промокли форма, ботинки, вещмешки, все содержимое. Стволы винтовок блестели от воды.
Время от времени в каком-нибудь окошке загорался свет, и женщина или ребенок выглядывали в щель между занавесками, чтобы взглянуть на колонну солдат. Вода рекой текла по улицам, потому что в Катанье ливневая канализация отсутствовала напрочь. Это Лондон или Зальцбург строили так, чтобы дожди не нарушали привычной жизни. Катанья же рассчитывала исключительно на синее море и безоблачное небо.
На лице Джанфранко ди Риенци не отражалось никаких эмоций, но его взгляд метался от воды на мостовой к потемневшим фасадам домов и к покачивающимся под ветром пальмам. Он всматривался в город, напоминая мать, в последний раз в жизни касающуюся лица своего ребенка.
Они молча погрузились на скотовоз. Пленные изумились и огорчились, увидев эту посудину, словно думали, что им будет гораздо лучше, если их повезет на казнь новенький миноносец с надраенными палубами и полированными медными патрубками. Впрочем, одного взгляда на скотовоз, сидящий в воде так низко, что он напоминал человека, у которого болтается ремень в районе колен, хватило, чтобы понять, что их меланхолия в каком-то смысле оправдана, особенно в дождь и туман. А когда скотовоз отвалил от пристани и двинулся сквозь туман, пленники впали в глубокое отчаяние. Двигатели, прожектора, движение вперед не сулили ничего хорошего. Если уж современный мир намеревался их казнить, почему он ничего не сделал, чтобы найти им хоть какое-нибудь занятие? Но нет, их оставили мокнуть под дождем, что раненых, что целых и невредимых, а скотовоз все дальше уносил их в плоское, серое море. С другой стороны, едва ли это имело хоть какое-то значение, потому что вся жизнь солдата на пороге смерти, и когда смерть приходит или только собирается прийти, солдат отчасти испытывает облегчение.
Когда они пересекали залив Таранто, погода заметно улучшилась. Ближе к полудню небо вновь стало синим, а море засверкало впервые за несколько дней, и Алессандро навестил своего пленника.
– Спасибо тебе, что не раздробил мне кость в ноге, – услышал он от Джанфранко ди Риенци. – Я так благодарен, что ты попал мне в задницу.
– Я попал в верхнюю часть бедра.
– Это и есть задница.
– Я не пытался не попасть в кость. Вообще об этом не думал.
– Все равно, спасибо. Уверен, моя казнь доставит тебе наслаждение.
– Кто сказал, что тебя казнят? Тебя будут судить. Может, отсидишь несколько лет. А потом тебя выпустят.
Джанфранко смотрел на Алессандро, который опустился рядом с ним на колени.
– Ты правда так считаешь? – спросил он.
– Нет.
– Вот и я тоже.
– А что там у тебя в послужном списке?
– Я хорошо воевал. Убил много немцев. Еще убил военного полицейского.
Алессандро поднял голову.
– На виа Кардано в Павии
[51]
– на глазах сотни людей. Выстрелил ему в грудь из армейского револьвера. В тот момент я понял, что уже труп. Потому и удрал на вулкан.
– Ты нас ждал?
– Пять месяцев.
– Мы пришли не именно за тобой. Просто прочесывали местность.
– Мне следовало тебя убить.
– Ты пытался.
Джанфранко улыбнулся.
– Как тебе удалось тогда так отпрыгнуть? Ты что, таракан? Человек так прыгать не может.
– Ты когда-нибудь видел приближающийся к тебе штык?
– Видел.
– И что ты сделал?
– Выстрелил.
– А я отпрыгнул.
– Если б я мог, – сообщил Джанфранко практически рассеявшемуся туману, – разбил бы кандалы и уплыл бы в Африку.
– И в воде истек бы кровью.
– Я готов рискнуть. Распили цепь. – Другие пленники замолчали, прислушиваясь к их разговору.
Алессандро не собирался распиливать цепь.
– Почему нет?
– Меня расстреляют.
– Пойдем с нами.
– В Африку? Даже если бы я не думал, что ты истечешь кровью, – Алессандро поднялся, – все равно не стал бы освобождать тебя от кандалов, потому что хочу вернуться к моей семье.
– Армия действительно держит тебя за яйца, – заявил Джанфранко.
– Армия всегда держала меня за яйца, – ответил Алессандро. – С самого первого дня, и я знал это с самого начала, но… знаешь что? Нас вышибли с позиций в Венето, и я выжил. Мне повезло, и я не хочу спугнуть удачу, пока она на моей стороне.
– Посмотри на меня, – потребовал Джанфранко. – Посмотри на меня.
Алессандро посмотрел.
– В этом мире я не задержусь. И жду этого чуть ли не с облегчением. Но вижу будущее. Сейчас я ясно его вижу. – Последовала театральная пауза, которую Джанфранко прервал торжественным голосом. – И тебе не удастся пережить войну.
