Мне он понравился с первого взгляда.
Он подвел меня к удобному креслу, стоявшему почти рядом с его рабочим столом, и усадил меня, а уже потом сел сам. Сестра Мари-Шарль стояла за нашими спинами, держа поднос с двумя бутылками кока-колы обычной для Земли формы и куда более редкими там стаканами для коки (я уж годы их не видел), похожими на тюльпаны, с торговой маркой. У меня мелькнула мысль, что было бы интересно узнать, кто купил право на производство таких стаканов на небесах и как тут вообще ведутся дела подобного рода.
— Спасибо, Чарли, — сказал святой Петр. — Никаких вызовов не принимать.
— Даже если…
— Дурочку не валяй. Беги! — Он повернулся ко мне. — Александр, я стараюсь принимать каждого новоприбывшего святого лично. Но тебя я как-то пропустил.
— Я прибыл с большой толпой, святой Петр. В день Второго пришествия. И не через эти ворота. Через Эшер.
— Тогда понятно. Это был сумасшедший день, и мы еще не полностью пришли в себя. Но святого обязаны были проводить через Центральные врата… в сопровождении двадцати четырех ангелов и двух трубачей. Мне придется заняться этим случаем лично.
— Если говорить правду, святой Петр, — быстро вставил я, — то не думаю, что я святой. Однако от этого великолепного сияния я отделаться не могу.
Он покачал головой:
— Нет, ты святой, это точно. И не позволяй сомнениям бередить твою душу — святой никогда не знает, что он свят, ему об этом приходится сообщать. Это такой священный парадокс — никто из тех, кто думает, что свят, таковым не является. Да что там! Когда я попал сюда и мне вручили ключи и сказали, что я отвечаю за Врата, я этому просто не повеял. Подумал, что Мастер подшучивает надо мной в отместку за те шуточки, которые я отпускал на его счет в те дни, когда мы все гастролировали на берегах моря Галилейского. О нет! Он был совершенно серьезен. Рабби Симон бар Иона — старый рыбак — ушел навсегда и стал святым Петром. Так же как ты, святой Александр, нравится тебе это или нет. Через какое-то время ты с этим смиришься. — Он похлопал по толстой папке, лежавшей на его столе. — Я прочел все отчеты о тебе. И никаких сомнений в твоей святости быть не может. Просматривая папку, я вспомнил твой процесс. В качестве «адвоката дьявола» против тебя выступал Фома Аквинский; он потом подошел ко мне и сказал, что его атака была чистой проформой, ибо в его душе нет и капли сомнения, что ты полностью соответствуешь. Скажи мне, во время первого чуда — испытания огнем — твоя вера не поколебалась ни на мгновение?
— Боюсь, поколебалась. Недаром у меня вскочил волдырь.
Святой Петр рявкнул:
— Один-единственный разнесчастный волдырчик! И ты еще думаешь, что ты не годишься! Сынок, да если бы святая Жанна была столь же стойкой в вере, как ты, она погасила бы пламя, которое терзало ее. Я знаю о…
Голос Мари-Шарль объявил:
— Жена святого Александра прибыла.
— Введи ее! — А мне шепнул: — Доскажу эту историю потом.
Я едва расслышал его слова: мое сердце готово было разорваться.
Дверь открылась, и вошла… Абигайль.
Не знаю, как описать следующие несколько минут. Рвущее сердце разочарование, смешанное со стыдом — вот все, что я могу сказать.
Абигайль поглядела на меня и сурово сказала:
— Александр, как тебе пришло в голову напялить это чудовищное сияние? Немедленно сними его!
Святой Петр загремел:
— Дочь моя, не очень-то распространяйся; ведь ты находишься в моем личном кабинете. И не имеешь права так разговаривать со святым Александром!
Абигайль перевела взгляд на него и наморщила нос.
— Это его—то вы называете святым? А ваша матушка не учила вас, что следует вставать в присутствии леди? Или святые не должны соблюдать элементарные правила вежливости?
— Я всегда встаю в присутствии леди! Дочь моя, тебе следует разговаривать со мной с большим почтением. И будь добра обращаться к мужу с тем уважением, которое жена обязана проявлять к мужу.
— Он мне не муж!
— А? — Святой Петр перевел взор на меня, потом опять на Абигайль. — Объяснись.
— Иисус сказал: «Ибо в воскресении не женятся, не выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на небесах».
[98]
Вот как! И то же самое повторил в Евангелии от Марка в главе двенадцатой, стих двадцать третий.
[99]
— Да, — согласился святой Петр, — я сам слышал, как он это говорил. Саддукеям.
[100]
Согласно этому правилу ты ему больше не жена.
— Да! Аллилуйя!! Я многие годы ждала, когда же отделаюсь от этого олуха, отделаюсь, не согрешив при этом.
— Насчет последнего я не очень-то уверен. Но даже если ты ему не жена, это не избавляет тебя от необходимости говорить с этим святым, который когда-то был твоим мужем, вежливо, — Петр опять повернулся ко мне.
— Ты хочешь, чтобы она тут осталась?
— Я? Нет! Нет! Это ошибка!
— Видимо, так. Дочь моя, ты можешь удалиться.
— Ну уж нет! Добираясь сюда по необходимости, я припомнила многое из того, что хотела бы сказать вам. Я навидалась такого безобразия! Как же так… ничуть не стыдясь…
— Дочь, я призываю тебя удалиться. Уйдешь сама, собственными ножками? Или мне позвать парочку крепких ангелов и велеть им вышвырнуть тебя за двери?
— Ничего себе обращение!!! Я только хочу сказать…
— Ничего ты не скажешь!
— Ишь ты, будто я не имею права высказываться, как все остальные…
— Но не в моем кабинете. Сестра Мари-Шарль!
— Да, сэр?
— Ты еще помнишь приемы дзюдо, которым тебя обучали во времена твоей работы в полиции Детройта?
— Конечно.
— Тогда убери отсюда эту базарную тетку!
Высокая монахиня усмехнулась и поплевала на ладони. То, что случилось, произошло так быстро, что я не могу связно описать ход событий. Но Абигайль исчезла мгновенно.
Святой Петр сел в кресло, вздохнул и взял свой стакан с кокой.
— Эта женщина вывела бы из себя даже Иова. И долго ты был на ней женат?
— Гм… чуть больше тысячи лет.
— Понял. А зачем ты тогда за ней посылал?
— Да не посылал я вовсе! Во всяком случае, не намеревался, — и я начал сбивчиво объяснять суть дела.
Петр остановил меня:
